И все-таки внушительная часть моего сна полностью
материализовалась в реальном мире, что не могло не произвести на меня должного
впечатления. Пусть даже ощущение того, что я заново повторяю (переживаю) сон, и
пропало. Кадки для цветов стояли там же, где и всегда, по обе стороны
лестницы-тропинки, ведущей к маленькому песчаному пляжу «Сары». Наверное,
Бренда Мизерв нашла их в подвале и по ее указаниям их поставили на прежнее
место. В ящиках еще ничего не росло, но я подозревал, что ждать осталось
недолго: наверняка посаженные семена скоро взойдут. И даже без луны,
присутствующей в моем сне, я различал черный квадрат ярдах в пятнадцати от
берега. Там Билл Дин поставил на якорь плот.
А вот никакого продолговатого предмета у крыльца не было.
Действительно, откуда здесь взяться гробу? И все же сердце мое стучало, как
паровой молот. И если бы в этот момент на другом берегу озера, около
Кашвакамака, вновь загрохотали петарды, я бы закричал от ужаса.
«Смешной вы человечишка, — молвил Стрикленд».
«Дай ее сюда. Это мой пылесос».
Что, если смерть ведет нас к безумию? Пусть нам удается
выжить, но она ведет нас к безумию? Что тогда?
От дома меня отделяло совсем ничего. Вот оно, то самое
место, с которого я увидел, как открывается дверь черного хода и из нее
выскакивает белая тварь. Я сделал еще шаг и остановился. Дыхание шумно
вырывалось из груди, зато в легкие воздух проникал с большим трудом, обдирая
гортань. Ощущение дежа-вю отсутствовало, но на мгновение мне показалось, что
призрак все равно выбежит из двери… здесь, в реальном мире, в реальном времени.
Я стоял и ждал, сцепив потные ладони. Вдохнул еще раз, шумно выдохнул. Теперь протоку
воздуха ничего не мешало.
Вода мягко плескалась у берега.
Легкий ветерок гладил лицо, шелестел листвой.
Где-то крикнула гагара; мотыльки кружили в свете фонаря.
Закутанный в саван призрак не распахнул дверь, через большие
окна, справа и слева от двери, я не видел ничего движущегося, белого или какого
другого. Над ручкой на двери белела записка, должно быть, от Билла. Я вновь
шумно выдохнул и решительно преодолел оставшиеся ярды, отделявшие меня от
«Сары-Хохотушки».
* * *
Записку действительно оставил Билл Дин. Он сообщал, что
Бренда купила для меня кое-что из еды. Счет из супермаркета — на столе в кухне,
в кладовой я найду консервы, в холодильнике — молоко, масло и гамбургер —
основной рацион одинокого мужчины.
Я заеду к тебе в понедельник. Будь моя воля, заглянул бы
завтра, но моя жена заявила, что пришла наша очередь ехать в гости, поэтому мы
отправляемся в Виргинию (в эту жару!), чтобы провести Четвертое с ее сестрой.
Если тебе что-нибудь потребуется или возникнут какие-то…
Билл оставил телефон сестры своей жены в Виргинии, а также
номер Батча Уиггинса в городе, который местные называли Тэ-Эр, к примеру
говорили: «Нам с мамой надоел Бетел, вот мы и перебрались с нашим трейлером в
Тэ-Эр». Не забыл Билл указать и другие номера: сантехника, электрика, Бренды
Мизерв, даже телевизионщика из Харрисона, который отрегулировал спутниковую
антенну, с тем чтобы она принимала максимальное число каналов. Билл позаботился
обо всем. Я перевернул записку, предполагая, что на обратной стороне найду постскриптум:
P. S. Кстати, Майк, если атомная война начнется до того, как
мы с Яветт вернемся из Виргинии…
Что-то шевельнулось у меня за спиной.
Я резко обернулся, записка выскользнула у меня из руки.
Спланировала на доски крыльца черного хода — увеличенная белоснежная
разновидность мотыльков, слетевшихся к горящему фонарю. В то мгновение я не
сомневался, что увижу перед собой облаченную в саван тварь, безумный призрак
моей давно усопшей жены. Отдай мне мой пылесос, отдай немедленно, как ты посмел
явиться сюда и нарушить мой покой, как ты посмел вернуться в Мэндерли, а раз уж
ты здесь, как ты сумеешь уйти отсюда? Ты останешься со мной, смешной ты человечишка.
Ты останешься со мной.
Но я никого не увидел. Только ветерок шелестел листвой…
Однако моя разгоряченная, покрытая потом кожа ветерка не почувствовала. На этот
раз не почувствовала.
— Что ж, как и следовало ожидать, никого тут нет, — изрек я.
Если человек один, звук собственного голоса может или
испугать, или успокоить. На этот раз произошло последнее. Я наклонился, поднял
записку Билла, сунул в задний карман. Затем достал кольцо с ключами. Стоя под
фонарем, я перебирал ключи, пока не нашел нужный. Провел пальцем по бородке, в
который уже раз задавшись вопросом, а почему я не приезжал сюда (два-три
коротких набега за какими-то вещами не в счет) все эти месяцы и годы, прошедшие
после смерти Джо. Конечно, будь она жива, она бы настояла…
И тут до меня дошло: смерть Джо — неверная точка отсчета.
Конечно, легко отталкиваться именно от этого, за шесть недель, проведенных в
Ки-Ларго, у меня не возникало и мысли, что может существовать какая-то другая,
но теперь, стоя под пляшущими тенями мотыльков (словно на дискотеке) и слушая
крики гагар, я вспомнил, что умерла Джоанна не здесь, а в Дерри, хотя случилась
трагедия в августе 1994 года. В городе нас донимала дикая жара, тогда почему мы
не жили здесь? Почему не сидели в купальных костюмах на крытой террасе,
выходящей к озеру, не пили ледяной чай, не смотрели на снующие взад-вперед
катера, за которыми рассекают озерную гладь воднолыжники? Каким ветром ее
вообще занесло на эту чертову автостоянку у «Райт-эйд»? Ведь в любой другой
август мы всегда находились в десятках миль от нее.
И это еще не все. Обычно мы оставались в «Саре» до конца
сентября, наслаждаясь теплой, мягкой погодой. Но в 1993 году уехали, едва пошла
вторая неделя августа. Я это хорошо помню, потому что в конце месяца Джо
полетела со мной в Нью-Йорк на какую-то рекламную акцию, связанную с выходом
нового романа. Манхэттен задыхался от жары, плавящийся асфальт поливали из
гидрантов. В один из вечеров мы пошли посмотреть «Призрак оперы»
[38]
. Ближе к
концу Джо наклонилась ко мне и прошептала: «О черт! Призрак опять пускает
слюни!» Оставшееся время я изо всех сил пытался сдержать смех. Джо умела
подложить такую вот свинью.
Почему Джо полетела со мной в тот август? Джо не любила
Нью-Йорк даже в апреле и октябре, когда этот город особенно хорош. Теперь я
точно знал, что, уехав из «Сары-Хохотушки» в начале августа 1993 года, более
она туда не возвращалась… А совсем недавно я как-то об этом и не задумывался.
* * *
Я сунул ключ в замочную скважину, повернул. Я собирался
зажечь на кухне свет, взять фонарь и вернуться к автомобилю. Не сделай я этого,
какой-нибудь пьяный парень, дом которого стоял у южного края Сорок второй
дороги, мог врезаться в мой «шеви», а потом отсудить у меня миллион долларов.
