Уж в школе-то наверняка. Потому что девочки из трейлеров,
как правило, в колледж не попадают, за исключением, конечно, вундеркиндов. И
веревки она будет вить из них до тех пор, пока из-за Великого Поворота Жизни не
выедет прекрасный принц и не припечатает ее к дороге, прежде чем она поймет,
что белая разделительная полоса — не самое безопасное место. А потом все
повторится вновь.
Святый Боже, Нунэн, немедленно прекрати, приказал я себе. Ей
всего три года, а ты уже видишь ее с тремя детьми, двое из которых со стригущим
лишаем, а третий — умственно отсталый.
— Большое вам спасибо, — повторила Мэтти.
— Все нормально. — И я ущипнул маленькую девочку за
вздернутый носик. И хотя на ее щечках еще не высохли слезы, в ответ она
ослепительно улыбнулась. — Это очень разговорчивая маленькая девочка.
— Очень разговорчивая и очень своевольная. — На этом Мэтти тряхнула-таки
дочь, но та не выказала никакого страха, как бы говоря, что обычно ее не трясут
и не бьют. Наоборот, ее улыбка стала шире. Улыбнулась ей и мать. Тут уж я
окончательно убедился, что она очень мила. А если одеть ее в платье для тенниса
и пригласить в загородный клуб Касл-Рока (куда она могла попасть только
горничной или официанткой), то там она смотрелась бы просто красавицей. Юной
Грейс Келли
[42]
, никак не меньше.
Потом она посмотрела на меня, ее глаза стали серьезными.
— Мистер Нунэн, я не такая уж плохая мать.
Я, конечно, удивился, что ей известна моя фамилия, но лишь
на секунду. Она достаточно взрослая, чтобы читать мои книги, и, возможно,
предпочитала проводить вторую половину дня с ними, а не смотреть телесериалы
вроде «Центральной больницы» и «Одна и единственная жизнь». Они, пусть и не
намного, но получше.
— Мы с ней поспорили, когда идти на пляж. Я хотела повесить
выстиранное белье, перекусить, а уж потом ехать на озеро. Кира же считала… —
Она замолчала. — Что такое? Что я сказала?
— Ее зовут Киа? Правильно… — Тут и я не смог продолжать.
Произошло нечто экстраординарное: мой рот наполнился водой. Меня охватила
паника. Наверное, я оказался в положении человека, переплывающего океан,
которого внезапно захлестнула волна. Только мой рот наполнила не соленая, а
холодная. В ней разве что чувствовался слабый металлический привкус, как у
крови.
Я отвернулся от них и сплюнул. Ожидал, что из меня хлынет
целый поток, какой выливается изо рта едва не утонувшего человека. Но нет.
Слюны хватило лишь на скромный плевок. И ощущение, что рот полон воды, пропало
еще до того, как моя слюна долетела до обочины. Пропало напрочь, словно его и
не было.
— Этот дядя плюнул, — деловито отметила девочка.
— Извините. — Я и сам не понимал, что со мной произошло. —
Наверное, замедленная нервная реакция.
В глазах Мэтти отражалась тревога, словно она решила, что
мне не сорок, а восемьдесят. Впрочем, подумал я, для ее возраста все одно, что
сорок, что восемьдесят.
— Может, подъедем к нам? Выпьете стакан воды.
— Нет, я уже в норме.
— Отлично. Мистер Нунэн, я хотела только сказать, что такого
никогда не случалось. Я развешивала простыни… она сидела в трейлере, смотрела
мультфильмы про Микки Мауса по видеомагнитофону… а потом, когда я зашла за
прищепками… — Она смотрела на девочку, которая больше не улыбалась. Вроде бы до
нее начало доходить, чем все могло закончиться. Глаза округлились, готовые
наполниться слезами. — Ее не было. Я думала, что умру от страха.
Тут рот ребенка задрожал, из глаз брызнули слезы. Мэтти
погладила ее по волосам, прижала ее головку к кеймартовскому топику.
— Все хорошо, Ки, — проворковала Мэтти. — На этот раз все
обошлось, но ты не должна выходить на дорогу. Это опасно. Маленьких на дороге
могут раздавить, а ты маленькая. Маленькая и самая моя любимая.
Девочка рыдала все сильнее. После таких рыданий ребенку
следовало прежде всего поспать, даже перед походом на пляж.
— Ки плохая, Ки плохая, — твердила она, уткнувшись лицом в
мамину шею.
— Нет, сладенькая, тебе же только три года, — успокаивала ее
Мэтти, и от ее слов последние опасения в том, что она — плохая мама, развеялись
как дым. А может, от них давно уже ничего не осталось: ребенок — упитанный,
ухоженный, развитой, без синяков.
Все это откладывалось на одном уровне сознания. А на другом
я пытался понять, как такое вообще могло случиться: маленькую девочку, которую
я унес с белой разделительной полосы, звали Киа, тем именем, которое мы
собирались дать нашему ребенку, родись у нас девочка.
— Киа. — Я словно пробовал ее имя на вкус. Осторожно
погладил по головке. По теплым, шелковистым волосам.
— Нет, — возразила Мэтти. — Это она так себя называет,
потому что не выговаривает букву «эр». Она — Кира, не Киа. Греческое имя. Как у
благородной дамы. — Она потупилась. — Я выбрала ее из книги детских имен.
Проштудировала ее, когда была беременной.
— Прекрасное имя, — кивнул я. — И я не думаю, что вы —
плохая мать.
Тут мне вспомнилась история, которую Фрэнк Арлен
рассказывала на Рождество. О Пити, младшем из Арленов. Стараниями Фрэнка все,
кто сидел за столом, покатывались со смеху. Даже Пити, заявлявший, что он
ничего такого не помнит, смеялся до слез.
Как-то на Пасху, рассказывал Фрэнк, когда Пити было лет
пять, их родители устроили им охоту за яйцами. Днем раньше, отправив детей к
бабушке и дедушке, родители спрятали в доме больше сотни крашеных яиц. А в
пасхальное утро начались их поиски. И продолжались до тех пор, пока Джоанна,
которая вышла во внутренний дворик, чтобы пересчитать свою добычу, не подняла
голову и не закричала во весь голос. Потому что увидела Пити, ползущего по
карнизу аккурат в шести футах над бетонным полом.
Мистер Арлен спас Пити, в то время как остальные члены
семьи, взявшись за руки, стояли внизу, замерев от ужаса. А миссис Арлен
непрерывно молилась, причем произносила слова так быстро, что они налезали друг
на друга и было совершенно непонятно, что она говорит. А когда сильные руки
мужа схватили Пити и унесли в раскрытое окно спальни, она повалилась без чувств,
разбив о бетон нос. Когда Пити спросили, что он делал на карнизе, тот ответил,
что хотел проверить, нет ли яиц в сливной канавке, что шла по краю.
Я думаю, в каждой семье есть хоть одна похожая история.
Выживание в таких ситуациях маленьких мальчиков и девочек — более чем
убедительное свидетельство (во всяком случае, для родителей) существования
Бога.
