Как выяснилось, мои надежды не оправдались.
* * *
В наше первое лето, проведенное на озере, мы обнаружили, что
можем любоваться фейерверком в Касл-Рок прямо с террасы. Я вспомнил об этом,
когда уже начало темнеть, и подумал, что проведу праздник в гостиной, перед
экраном телевизора. Не хотелось мне выходить на террасу, где Четвертого июля,
из года в год, мы сидели вдвоем, пили пиво, смеялись и смотрели, как небо
переливается всеми цветами радуги. Мне и так одиноко, пусть и одиночество это
не такое, как в Дерри. А потом я напомнил себе о причине приезда в
«Сару-Хохотушку» — вызвать из глубины подсознания все до последнего
воспоминания о Джоанне и с любовью их упокоить. И уж конечно, перспектива вновь
обрести способность писать в тот вечер представлялась, мягко говоря, туманной.
Пива не было, я забыл купить упаковку из шести банок в
супермаркете или в «Деревенском кафе», но в холодильнике стояла газировка,
спасибо Бренде Мизерв. Я достал банку «пепси» и уселся на террасе, надеясь, что
фейерверк не причинит мне сильной душевной боли. Надеясь, что удастся обойтись
без слез. Я не обманывал себя, зная, что выплакал еще не все слезы. И понимал,
что через это придется пройти.
Телефон зазвонил, едва погасли ракеты первого залпа,
окрасившего небо в ярко-синие тона. Я аж подпрыгнул от неожиданности. Решил,
что звонит Билл Дин, чтобы удостовериться, что я на месте и у меня все в
порядке.
За год до смерти Джо мы приобрели беспроводной телефон,
чтобы, разговаривая, бродить по первому этажу. Нам это нравилось. Я прошел в
гостиную, взял трубку, сказал: «Привет, это Майк», — и вернулся к
креслу-шезлонгу на террасе. В этот момент на другой стороне озера, под самыми
облаками, заполыхали зеленые и желтые звезды. А вскоре долетел и грохот
разрывов.
И только потом в трубке послышался скрипучий мужской голос,
старческий, но не Билла Дина:
— Нунэн? Мистер Нунэн?
— Да? — Облака обдало золотом. Мне сразу вспомнились
церемонии награждения, которые я видел по телевизору, все эти прекрасные
женщины в роскошных вечерних платьях.
— Дивоур.
— Да? — осторожно повторил я.
— Макс Дивоур.
«Здесь мы видим его нечасто», — сказала Одри. Я принял ее
слова за юмор, а выходит, она говорила серьезно. Чудеса продолжались.
Ладно, что теперь? Я не знал, о чем говорить дальше.
Подумал, а не спросить ли, где он раздобыл мой номер, который не значился в
справочнике, решил, что это бессмысленно. Когда твое состояние превышает
полмиллиарда долларов, если я действительно разговаривал с Максом, раздобыть
любой телефонный номер — пустяк.
Поэтому ограничился третьим «да», на этот раз без
вопросительной интонации.
Последовала пауза. Если бы молчание нарушил я и начал
задавать вопросы, он направил бы разговор в нужное ему русло, если наше
телефонное общение на тот момент можно было считать разговором. И я
воспользовался опытом Гарольда Обловски. Вот уж кто умел держать паузу. Я сидел
тихо, прижимая к уху трубку, и наблюдал за фейерверком. Красное сменялось
золотым, золотое — зеленым, невидимые женщины ходили в облаках в переливающихся
вечерних платьях.
— Как я понимаю, сегодня вы познакомились с моей невесткой,
— не выдержал он. В голосе слышалось раздражение.
— Возможно. — Я старался не выказать изумления. — Позвольте
узнать причину вашего звонка, мистер Дивоур?
— Как я понимаю, едва не произошел несчастный случай.
По небу плясали белые огни, словно взорвался космический
корабль. Вновь над озером загрохотало.
Я раскрыл секрет путешествий по времени, подумал я. Это
звуковой феномен.
Моя рука слишком сильно сжимала трубку, поэтому я заставил
пальцы чуть разжаться. Максуэлл Дивоур. Полмиллиарда долларов. И живет он вовсе
не в Палм-Спрингсе, как я предполагал, а здесь, в Тэ-Эр, если можно полагаться
на характерный треск помех в трубке.
— Я тревожусь из-за моей внучки. — голос стал еще более
скрипучим. В нем чувствовалась злость: этот человек не привык скрывать свои
эмоции. — Как я понимаю, моя невестка в очередной раз пренебрегла своими
материнскими обязанностями. У нас это обычное дело.
В небе расцвело полдюжины цветов, совсем как в диснеевских
мультфильмах. Я без труда представил себе толпу, собравшуюся на Касл-Вью. Все
сидят скрестив ноги на одеялах, едят мороженое, пьют пиво и одновременно охают
и ахают от восторга. Это общее оханье и аханье, по моему разумению, и есть
гласное свидетельство успеха того или иного зрелища.
Ты боишься этого типа, да? спросила Джо. И правильно, у тебя
есть основания бояться его. Человек, который считает себя в праве выказать
злость, если он ее испытывает, такой человек опасен. И тут же я услышал голос
Мэтти: «Мистер Нунэн, я не такая уж плохая мать. Такого никогда не случалось».
Разумеется, в подобной ситуации и самая плохая мать
произнесла бы именно эти слова, но я ей поверил.
И, черт побери, номера моего телефона в справочнике нет! Я
сижу на террасе, пью «пепси», любуюсь фейерверком, никого не трогаю, так какого
черта этот…
— Мистер Дивоур, я понятия не имею, о чем вы говорите…
— Только вот этого не надо, при всем моем уважении к вам,
мистер Нунэн, не надо дурить мне голову. Вас видели, когда вы с ними
разговаривали. — Так, наверное, Джо Маккарти наваливался на бедолаг, которых
вызывали в его комитет по подозрению в связях с коммунистами.
Будь осторожен, Майк, предупредила Джо. Остерегайся
серебряного молотка Максуэлла.
— Утром я виделся и разговаривал с женщиной и маленькой
девочкой, — признал я. — Наверное, вы говорите именно о них.
— Нет, вы видели, как маленькая девочка шла по дороге одна,
— возразил он. — А потом увидели женщину, которая мчалась за ней. Мою невестку,
в той старой колымаге, на которой она ездит. Ребенок мог угодить под машину.
Почему вы защищаете эту молодую женщину, мистер Нунэн? Она вам что-нибудь пообещала?
Позвольте вас заверить, ребенку от этого пользы не будет.
Она пообещала пригласить меня в трейлер, а потом показать
мне мир, едва не ответил я. А еще обещала все время держать рот открытым, если
я никому не скажу ни слова… вы это хотите услышать?
Да, ввернула Джо. Скорее всего именно это он и хочет
услышать. В это он готов поверить. Не провоцируй его своим сарказмом, Майк,
потом ты можешь об этом пожалеть.
Действительно, а почему я защищал Мэтти Дивоур? Я не знал.
Откровенно говоря, тогда я и представить себе не мог, к чему все это приведет.
Я только знал, что выглядит она очень усталой, а ребенок — ухоженный, развитой
(даже слишком), без единого синячка, не боится матери, наоборот, тянется к ней.