— Автомобиль помню. Старый джип.
— Так-то лучше, — в голосе слышалась удовлетворенность. И
жадное любопытство. — Что…
— Наверное, они вместе приехали на джипе. — Я с
удовольствием отметил, что способность сочинять осталась при мне. Я чувствовал
себя ветераном-питчером
[50]
, который уже не выступает перед переполненными
трибунами, но у себя во дворе может сделать отменный бросок. — Вроде бы девочка
держала в руках маргаритки. — Все с одной стороны ясно и понятно, а с другой
присутствует определенная доля сомнения, словно я даю показания в суде, а не
сижу на собственной террасе. Гарольд мог бы мною гордится. Ну уж нет. Гарольд
пришел бы в ужас, если б услышал наш разговор. — У меня сложилось впечатление,
что они собирали цветы на лугу. Но, к сожалению, воспоминания об этой встрече у
меня смутные. Я писатель, мистер Дивоур, и часто погружаюсь во внутренний мир…
— Вы лжете! — Злость прорвалась наружу. Как я и подозревал,
социальным приличиям этот господин значения не придавал.
— Мистер Дивоур? Полагаю, тот самый компьютерный Дивоур?
— Правильно полагаете.
Чем сильнее сердилась Джо, тем холоднее становился ее голос.
Я решил воспользоваться ее фирменным оружием. И получилось.
— Мистер Дивоур, я не привык к тому, чтобы по вечерам мне
звонили незнакомые люди, и я не собираюсь продолжать разговор с человеком,
который назвал меня лжецом. Спокойной ночи, сэр.
— Если все было нормально, почему вы остановились?
— Я достаточно долго отсутствовал в Тэ-Эр и остановился,
чтобы спросить, открыто ли «Деревенское кафе». Между прочим, я не знаю, где вы
раздобыли мой телефонный номер, но могу сказать, куда вы можете его засунуть.
Спокойной ночи.
Большим пальцем я нажал на кнопку отбоя, а потом уставился
на телефонную трубку, словно видел ее впервые. Рука, державшая ее, дрожала.
Сердце учащенно билось. Я чувствовал его удары не только в груди, но и на шее и
в запястьях. Я гадал, посмел бы я порекомендовать Дивоуру засунуть мой телефон
себе в задницу, если бы на моем счету не лежало несколько миллионов.
Битва титанов, дорогой, послышался бесстрастный голос Джо. И
все из-за молоденькой девушки из трейлера. У которой и груди-то приличной нет.
Я громко рассмеялся. Битва титанов? Едва ли. Еще кто-то из
баронов-разбойников
[51]
, промышлявших в начале столетия, сказал: «В эти дни
человек с миллионом долларов думает, что он богат». Дивоур наверняка именно так
и относился ко мне. И по большому счету, правда была на его стороне. Теперь
небо на западе окрасилось невероятным многоцветьем: то был финальный аккорд
фейерверка.
— И что все это значило? — спросил я.
Ответа не получил. Только где-то закричала гагара, протестуя
против непривычного грохота.
Я поднялся, прошел в дом, положил трубку на подставку и
подумал, что жду повторного звонка Дивоура со стандартным набором угроз,
несчетное число раз звучавших с экрана телевизора: «Если ты попадешься у меня
на пути, а я настоятельно рекомендую тебе, дружище, не попадайся, пенять ты
сможешь только на себя».
Телефон не зазвонил. Я вылил остатки «пепси» в горло, как вы
понимаете, достаточно пересохшее, и решил, что пора спать. По крайней мере мое
пребывание на террасе обошлось без слез и рыданий: Дивоур не позволил мне
нырнуть в прошлое. Мне даже захотелось поблагодарить его.
Я прошел в северную спальню, разделся и лег. Думал я о
маленькой девочке Кире и ее матери, которая скорее тянула на старшую сестру.
Дивоур Мэтти терпеть не мог двух мнений тут быть не могло, хотя я не понимал,
чем она могла насолить ему. А если уж она перешла ему дорогу, то что могла
противопоставить, если в финансовом плане он и меня не держал за человека? С
этой не слишком приятной мыслью я и заснул.
Через три часа я поднялся, чтобы освободиться от содержимого
банки «пепси», которую столь легкомысленно опорожнил перед тем как лечь спать.
И когда я стоял над унитазом, приоткрыв один глаз, чтобы не промахнуться,
услышал плач. Ребенок плакал где-то в темноте, потерявшийся, испуганный… а
может, притворялся потерявшимся и испуганным.
— Не надо. — Я голым стоял перед унитазом, и кожа на спине
покрылась мурашками. — Пожалуйста, обойдемся без этого, я боюсь.
Плач затих, медленно удалился, как и в прошлый раз, словно
ребенка унесли в тоннель. Я добрался до кровати, лег на бок, закрыл глаза.
— Это был сон, — прошептал я. — Еще один мэндерлийский сон.
Я знал, что это не так, но знал и другое: сейчас я снова
засну, а это куда как важнее. И засыпая, успел подумать: Она живая. «Сара»
живая.
При этом осознав кое-что еще: «Сара-Хохотушка» принадлежала
мне. Я вернул себе право владения. Пойдет мне это на благо или погубит; но мой
дом, здесь.
Глава 9
Наутро, в девять часов, я наполнил пластиковую бутылку
грейпфрутовым соком и отправился в долгую прогулку по Улице, взяв курс на юг. В
небе ярко сияло солнце, чувствовалось, что день будет жарким. На озере царила
тишина, какая, пожалуй, бывает только после праздничной субботы. Причин тому
две: умиротворенность и похмелье. Я видел двух-трех рыбаков, устроившихся
довольно далеко от берега, но не услышал ни урчания лодочных моторов, ни воплей
барахтающихся в воде детей. Я прошел мимо пяти или шести летних коттеджей. В
это время года в них, безусловно, жили, но о присутствии людей говорили разве
что купальные принадлежности, сохнущие на поручне, обегающем террасу
Пассендейлов, да наполовину сдувшаяся резиновая лодка, привязанная к
минипристани Раймеров.
Но принадлежал ли Пассендейлам маленький, выкрашенный серой
краской пассендейловский коттедж? И оставались ли Бэтчелдеры владельцами этого
необычного круглого дома с панорамными окнами? Этого я знать не мог. За четыре
года многое могло измениться.
Я шагал и старался не думать — давний мой прием, которым я
часто пользовался, когда еще мог писать книги. Пусть работает тело, а мозг
отдыхает: мальчики в подвале свою работу сделают. Я проходил мимо тех мест,
куда нас с Джо приглашали выпить и поесть жаркое, иногда сыграть в карты, я
впитывал тишину, словно губка, время от времени прикладывался к бутылке с
грейпфрутовым соком, стирал пот со лба и ждал, какие же мысли придут ко мне в
голову.
Первая оказалась очень даже любопытной: плач ребенка в ночи
представлялся мне куда более реальным, чем вечерний звонок Макса Дивоура.
Неужели в первый вечер моего пребывания в Тэ-Эр мне действительно позвонил
богатый и, похоже, с несносным характером, технократ? И в какой-то момент
нашего разговора обозвал меня лжецом (обозвал справедливо, учитывая
рассказанную мною байку, но не об этом речь)? Я знал, что все это имело место,
но с большей легкостью поверил бы в существование Духа озера Темный След,
который, по свидетельству старожилов, давал о себе знать детским плачем. Вот и
прозвали его Загадочный плачущий ребенок.
