Он высказал какое-то предложение, но будь я проклят, если
вспомню, какое именно. В этот же день, только позже, Сидди, наша мама и тетя
загрузились во взятый напрокат автомобиль, чтобы вернуться в Бостон. Там они
собирались переночевать, а утром уехать экспрессом «Южный полумесяц». Мой брат
ничего не имеет против того, чтобы сопровождать старушек, но категорически
отказывается летать самолетом, даже если билеты оплачиваю я. Он говорит, что в
небе нет обочины, куда можно свернуть, если сломается двигатель.
На следующий день в большинстве своем отбыли и Арлены.
Солнце жарило немилосердно, плывя по затянутому белой дымкой небу. Они стояли
перед нашим домом — теперь уже моим домом, — когда к тротуару подкатили три
такси. Все долго прощались со мной и друг с другом.
Фрэнк задержался еще на день. Мы набрали за домом большой
букет — настоящие цветы, какие любила Джо, а не те, что выращивают в теплицах
(их запах ассоциируется со смертью и органной музыкой), — и сунули их в две
большие банки из-под кофе, которые я отыскал в кладовой. Потом мы пошли на
кладбище и положили цветы на могилу. Постояли под палящим солнцем.
— Я всегда в ней души не чаял. — Голос Фрэнка дрогнул. — Мы
и в молодости заботились о Джо. И Джо никто не докучал, уверяю тебя. Если
кто-то из парней пытался, мы быстро вправляли ему мозги.
— Джо рассказывала мне всякие истории.
— Хорошие?
— Да, очень хорошие.
— Мне будет так недоставать ее.
— Мне тоже. Фрэнк… — Я запнулся. — Послушай… Я знаю, что из
всех братьев ты был ее любимчиком. Она не звонила тебе, чтобы сказать, что не
пришли месячные или что по утрам ее мутит? Можешь мне сказать. Я злиться не
стану.
— Но она не звонила. Клянусь Господом! Ее мутило по утрам?
— Я не замечал.
Так оно и было. Я ничего не замечал. Разумеется, я писал
книгу, а в такие периоды я впадаю в транс. Но она прекрасно знала, когда я в
трансе, а когда — нет. И легко могла вернуть меня в реальный мир, если б
захотела. Так почему не возвращала? Почему держала в секрете хорошие новости?
Хотела убедиться, что ошибки нет, а потом сказать? Вроде бы логично, но очень
уж не похоже на Джо.
— Мальчик или девочка? — спросил Фрэнк.
— Девочка. Мы даже выбрали имена для наших первенцев.
Мальчика бы назвали Эндрю. Девочку — Киа. Киа Джейн.
* * *
Фрэнк, который развелся шесть лет тому назад и теперь жил
один, остановился у меня.
— Я тревожусь из-за тебя, Майки, — признался он мне, когда
мы ехали домой. — У тебя слишком мало родственников, которые могли бы
поддержать тебя в такие минуты, а те, что есть, живут далеко.
— Я выкарабкаюсь.
Он кивнул:
— Мы все так говорим, не так ли?
— Мы?
— Мужчины. «Я выкарабкаюсь». А если нет, то постараюсь,
чтобы никто об этом не узнал. — Он смотрел на меня, по щекам все катились
слезы, в большой загорелой руке он держал носовой платок. — Если ты
почувствуешь, что выкарабкаться не удается, Майки, и тебе не захочется звонить
брату, а я видел, как ты на него смотрел, позволь мне стать твоим братом. Если
не ради себя, то ради Джо.
— Хорошо. — Я с благодарностью принял его предложение, хотя
и знал, что никогда им не воспользуюсь. Я не обращаюсь к людям за помощью. Не
потому, что меня так воспитали, во всяком случае, мне кажется, что причина не в
воспитании. Просто такой уж у меня характер. Джоанна как-то заметила, что
случись мне тонуть в озере Темный След, где у нас летний коттедж, я бы молча
пошел ко дну в пятидесяти футах от пляжа, но не стал бы звать на помощь. И дело
не в том, что мне чужды любовь и добрые чувства. Я могу отдавать и то, и
другое, могу и получать. И боль я ощущаю, как все. Мне, как и любому другому,
нужна ласка. Но я не могу ответить «нет», если кто-то спрашивает меня: «Ты в
порядке?» Я не могу попросить о помощи.
Пару часов спустя Фрэнк отбыл в южную часть штата. Когда он
открыл дверцу автомобиля, у меня на мгновение улучшилось настроение: я увидел,
что он слушает кассету с моей книгой. Он обнял меня, а потом удивил, поцеловав
в губы.
— Если появится желание поговорить, звони. Если захочешь
побыть с близким человеком, сразу же приезжай.
Я кивнул.
— И будь осторожен.
Вот этого я не понял. От жары и горя у меня возникло
ощущение, что в последние дни я даже и не живу, и все происходящее со мной —
сон, но эта фраза меня проняла.
— А чего мне, собственно, опасаться?
— Не знаю, — ответил он. — Не знаю, Майки.
Он сел за руль, такой огромный мужик втиснулся в такой
крохотный автомобильчик, и отбыл. Солнце как раз покатилось к горизонту. Вы
знаете, как выглядит солнце в конце жаркого августовского дня, оранжевое и
какое-то сплющенное, словно невидимая рука придавливает его сверху, и оно
вот-вот лопнет, как опившийся кровью комар, расплескав содержимое своего
желудка по всему горизонту. На востоке, где небо уже потемнело, погромыхивал
гром. Но дождь в ту ночь так и не пошел, лишь темнота окутала город, как
толстое, жаркое одеяло. Тем не менее я включил компьютер и поработал с час.
Насколько мне помнится, писалось хорошо. А если даже и нет, вы не хуже меня
знаете, что работа позволяет коротать время.
* * *
Второй приступ слез случился у меня через три или четыре дня
после похорон. Ощущение, что я по-прежнему сплю, не проходило. Я ходил,
разговаривал, отвечал на телефонные звонки, работал над книгой, которую к моменту
смерти Джо закончил процентов на восемьдесят, но мне постоянно казалось, что
происходит все это не со мной, что я — это не я, а настоящий «я» наблюдает за
всем со стороны, послав вместо себя двойника.
Дениз Бридлав, мать Пита, предложила в один из дней на
следующей недели привести двух своих подруг и прибраться в большом доме, в
котором я теперь жил один — одинокая горошина, позабытая в банке. Она сказала,
что генеральная уборка обойдется мне в сотню долларов на троих, и добавила, что
без этого никак нельзя. После смерти обязательно надо прибраться, даже если
человек умер и не в доме.
Я ответил, что мысль неплохая, но сказал, что заплачу каждой
женщине по сто долларов за шесть часов работы. То есть закончить уборку они
должны за шесть часов. А то, что они не успеют сделать в отпущенное им время,
останется на следующий раз.
— Мистер Нунэн, это слишком много, — запротестовала Дениз.
— Может — много, а может, и нет, но я плачу именно столько.
Беретесь за уборку?
