— А почему он забыл упомянуть о том, как я прихватил ее за
зад?
Билл улыбнулся:
— Ройс с современными манерами не знаком.
— Я к ней не прикасался. — Ладно, тыльной стороной ладони я
скользнул по ее груди, но произошло это случайно, что бы там ни думала Мэтти.
— Слушай, мне об этом говорить не надо. — Билл улыбнулся. —
Но…
Это «но» он произнес зловеще, совсем как моя мать, словно
предупреждая о таящейся за ним опасности.
— Что «но?»
— Лучше бы тебе держаться от нее подальше. Она — девушка
хорошая, почти что городская, но… — Он помолчал. — Дело в том, что ей грозят
серьезные неприятности.
— Старик хочет установить опеку над ребенком, так?
Билл поставил кружку на пол, удивленно таращась на меня.
— Откуда ты знаешь?
— Сложил два и два. Ее свекор позвонил мне в субботу
вечером, во время фейерверка. И хотя причины он не назвал, я сомневаюсь, чтобы
Макс Дивоур вернулся в западный Мэн лишь для того, чтобы удостовериться, что
его невестка и внучка живут в трейлере и ездят на старом джипе. Так что тут у
вас происходит, Билл?
Несколько мгновений он молча смотрел на меня. Словно
человек, который знает, что ты тяжело болен, но не уверен, стоит ли говорить
тебе об этом. От этого взгляда мне стало как-то не по себе. Я даже подумал о
том, что требую от Билла слишком многого. В конце концов, Макс Дивоур здесь
родился. Я, как бы хорошо Билл не относился ко мне, — нет. Мы с Джо — чужаки.
Конечно, могло быть и хуже, живи мы в Массачусетсе или Нью-Йорке, но Дерри тоже
не ближний свет, пусть и в границах штата Мэн.
— Билл! Если ты не хочешь говорить сам, посоветуй…
— Не вставай у него на пути. — Улыбка, блуждавшая на его
лице, исчезла. — Он же безумец.
Сие означает, что Дивоур сильно на меня разозлился, поначалу
решил я, но вновь взглянув Биллу в глаза, понял, что речь идет не о единичном
эпизоде, а о чем-то более фундаментальном.
— Что значит — безумец? Как Чарлз Мэнсон? Или Ганнибал
Лестер?
[59]
— Скорее, как Говард Хьюз
[60]
. Ты о нем читал? Знаешь, что
он делал ради того, чтобы добиться желаемого? И он не видел никакой разницы
между особым сортом хот-догов, какие продавали только в Лос-Анджелесе, или
авиаконструктором, которого он хотел переманить от «Локхида» или
«Макдоннелл-Дугласа»
[61]
. Он не останавливался ни перед чем, пока не получал
то, что хотел. Дивоур такой же. С самого детства. Очень настырный. По городу о
нем ходит много историй.
Одну рассказывал мой отец. Как-то раз, зимой, маленький Макс
Дивоур влез через окно в сарай Скента Ларриби, чтобы утащить снегокат, который
Скент подарил на Рождество своему сыну, Скутеру, где-то в 1923 году. Отец
говорил, что, разбивая стекло, Макс порезал обе руки, но снегокат уволок. Его
нашли около полуночи. Он катался на склоне Шугар-Мапл-Хилл. Кровью он запачкал
и варежки, и лыжный костюм. Есть и другие истории, если будешь интересоваться,
тебе расскажут не меньше пятидесяти. Возможно, некоторые и соответствуют
действительности. Но история о снегокате — чистая правда. Я готов поспорить на
собственную ферму. Потому что мой отец не лгал. Его религия этого не допускала.
— Баптист?
— Нет, сэр. Янки.
— 1923 год — далекое прошлое, Билл. Со временем люди
меняются.
— Кое-кто — возможно, но большинство — нет. Я не видел
Дивоура с тех пор, как он вернулся в наши края и поселился в «Уэррингтоне»,
поэтому сам ничего сказать не могу, но из того, что я слышал, ясно одно: если
он изменился, то к худшему. Он приехал не для того, чтобы вспомнить детство,
отдохнуть. Ему нужен этот ребенок. Для него девочка — тот же снегокат Скутера
Ларриби. И я настоятельно советую тебе — помни, что стало с оконным стеклом,
оказавшимся между ним и его целью.
Я пил кофе и смотрел на озеро. Билл дал мне время подумать,
отковыривая сапогом «кляксу» птичьего помета с одной из досок. Нагадила, по
моему разумению, ворона. Из птиц такие смачные «кляксы» оставляют только они.
В одном сомнений у меня не было: Мэтти Дивоур вынесло на
стремнину, да еще из ее рук выбило весло. Я уже не тот циник, каким был в
двадцать лет (а разве могло быть иначе?), но не столь наивен, чтобы верить,
будто закон сможет защитить миссис Трейлер от мистера Компьютера. Конечно, не
защитит, если мистер Компьютер сыграет грязно. Мальчиком он добыл снегокат и
сразу помчался на склон, не обращая внимания на порезанные в кровь руки. Чего
же ждать от него теперь, если за последние сорок лет он завладевал всеми
снегокатами, на которые положил глаз?
— Расскажи мне о Мэтти, Билл, — попросил я.
Много времени его рассказ не занял. Деревенские истории
обычно простые. Но это не значит, что они неинтересные.
Мэтти Дивоур, урожденная Мэтти Стенчфилд, появилась на свет
не в Тэ-Эр, но по соседству, в Моттоне. Отец — лесоруб, мать — домашний
парикмахер (обычная для маленьких городков семья). Когда Дейв Стенчфилд не
вписался в поворот и лесовоз рухнул в Кевадин-понд, его вдова, как говорили,
«больше не хотела жить». И вскоре умерла. Страховки после них не осталось.
Сюжет для братьев Гримм, вы не находите? Если исключить
сваленные во дворе игрушки, два стационарных фена в подвале и старенькую
«тойоту» на подъездной дорожке, все будет как у них: «Когда-то давно жила бедная
вдова и было у нее четверо детей».
Мэтти в этом раскладе досталась роль принцессы — бедной, но
прекрасной (насчет красоты я мог подтвердить). Появился и принц. В нашем случае
— рыжеволосый, неуверенный в себе, сильно заикающийся Лэнс Дивоур. Сын Макса
Дивоура, родившийся у него уже на склоне лет. Когда Лэнс встретил
семнадцатилетнюю Мэтти, ему шел двадцать второй год. Познакомились они в
«Уэррингтоне», куда Мэтти на лето взяли официанткой.
Лэнс Дивоур жил на другом берегу, в Верхней бухте, но по вторникам
в «Уэррингтоне» играли в софтбол
[62]
, местные против тех, кто приезжал на озеро
на лето, и он обычно приплывал в каноэ, чтобы принять участие в игре. Для
таких, как Лэнс Дивоур, софтбол — просто спасение: когда ты стоишь на поле с
битой в руках, от неуверенности не остается и следа. И никто не посмеивается
над твоим заиканием.
