Я ждал. Пауза затягивалась, и я нарушил ее первым:
— Она — что?
— Я же говорю вам, не знаю. Но с весны я начала бояться за
Ки. А к июню я уже не могла выносить этого страха, и отменила ее поездки к
деду. Кира с тех пор злится на меня. Я уверена, что ее выходка Четвертого июля
обусловлена именно этим. Про деда она не вспоминает, но часто задает вопросы:
«Мэтти, что сейчас делает седая нанни?» или «Как ты думаешь, понравилось бы
седой нанни мое новое платье?» Или подбегает ко мне со словами «петь-лететь,
король-пароль» и просит награду.
— Как отреагировал Дивоур?
— Осатанел от ярости. Сначала раз за разом звонил,
спрашивая, в чем дело, потом стал угрожать.
— Физически?
— Нет, главным образом судом. Мол, он отнимет ее у меня,
покажет всему миру, что я никакая мать, у меня нет ни единого шанса остаться с
Ки, и единственное, чем я могу хоть немного облегчить свою судьбу, — разрешить
ему видеться с внучкой, черт побери!
Я кивнул:
— «Пожалуйста, не отталкивай меня» не вяжется с человеком,
который позвонил мне, когда я смотрел фейерверк, а вот последнее очень даже на
него похоже.
— Мне звонил еще Дикки Осгуд и еще кое-кто из местных.
Включая Ричи Лэттимора, давнего знакомца Лэнса. Ричи сказал, что я пренебрегаю
памятью Лэнса.
— А как насчет Джорджа Футмена?
— Какое-то время он кружил неподалеку. Показывал, что
приглядывает за мной. Не звонил, не заезжал. Вы спросили насчет физических
угроз. Для меня появление патрульной машины Футмена и есть физическая угроза.
Он меня пугает. Но сейчас меня все пугает.
— Несмотря на то что Кира больше не ездит к деду?
— Да. Ощущение… как перед грозой. Словно что-то должно
произойти. И ощущение это усиливается с каждым днем.
— Телефон Джона Сторроу, — напомнил я. — Дать его вам?
Она помолчала, глядя на лежащие на коленях руки. Потом
вскинула голову, кивнула.
— Да. И позвольте вас поблагодарить. От всего сердца.
Розовый листок с телефонным номером Джона лежал у меня в
нагрудном кармане рубашки. Она взялась за него, но не потянула к себе. Наши
пальцы соприкасались, а она пристально смотрела на меня. Словно знала о моих
мотивах больше, чем я.
— Как я смогу расплатиться с вами? — спросила она, и я
понял, что это очень ее волнует.
— Расскажите Сторроу все, что рассказали мне. — Я выпустил
листок и поднялся. — Все будет хорошо. А теперь мне пора. Вы мне позвоните после
разговора с ним?
— Обязательно.
Мы направились к моему автомобилю. У самой дверцы я
повернулся к ней. На мгновение подумал, что она сейчас обнимет меня, из чувства
благодарности, а уж потом, учитывая наше настроение, все могло пойти по
нарастающей, как в хорошей мелодраме. Но ситуация и впрямь сложилась
мелодраматическая, прямо-таки сказочная история, в которой схлестнулись добро и
зло, а герои лишены нормальной сексуальной жизни.
Но тут на вершине холма, около супермаркета, высветились
автомобильные фары и проследовали мимо автомастерской, держа курс на нас, с
каждой секундой становясь все ярче. Мэтти отступила на шаг даже убрала руки за
спину как ребенок, которого застукали за непристойным занятием. Машина проехала
мимо, оставив нас в темноте, но настрой исчез, если и был.
— Спасибо за обед, — поблагодарил я Мэтти. — Все было
чудесно.
— Спасибо за адвоката, я уверена, он тоже будет чудесным, —
ответила она, и мы оба рассмеялись. Атмосфера успокоилась, между нами уже не
проскакивали искры. — Знаете, однажды он говорил о вас, Дивоур.
Я удивленно взглянул на нее:
— Я и представить себе не мог, что он знает о моем
существовании. Я хочу сказать, до этой истории.
— Знает, будьте уверены. И говорил он о вас, как мне
показалось, очень доброжелательно.
— Вы шутите.
— Нет. Он сказал, что ваш прадед и его прадед вместе
работали на лесоповале и жили по соседству. Неподалеку от Маринес-Бойда. «Они
срали в одну выгребную яму», — так он это высказал. Очаровательно, не правда
ли? Он сказал, раз среди потомков двух лесорубов есть миллионеры, значит, вся
система работает, как и должна. «Даже если на это потребовалось три поколения»,
— вот его слова. В то время я думала, что этим он осуждает Лэнса.
— Глупость какая-то. — Я покачал головой. — Моя семья с
побережья. Праутс-Нек. Мой отец рыбачил, так же как и его отец. И мой прадед
тоже. Они вытаскивали лобстеров и забрасывали сети, но не рубили деревья. — Я
не грешил против истины, однако чувствовал, что чего-то не учитываю. Из глубин
памяти никак не могло вырваться воспоминание, напрямую связанное с ее
рассказом. Оставалось надеяться, что утро вечера мудренее и назавтра мне все
откроется.
— Может, он говорил о семье вашей жены?
— Нет. Арлены есть и в Мэне, это большая семья, но в
основном они живут в Массачусетсе. Сейчас кого только среди них нет, но в конце
восьмидесятых годов прошлого столетия практически все они работали в
каменоломнях Молден-Линна. Дивоур подшутил над вами, Мэтти. — Но и тогда я
знал, что это не так. Возможно, он где-то в чем-то ошибся, в восемьдесят пять
многое может путаться, но уж в шутники Макса Дивоура записывать не следовало.
Перед моим мысленным взором возникли невидимые кабели, протянувшиеся здесь, в Тэ-Эр,
под поверхностью земли, во всех направлениях. Невидимые, но под высоким
напряжением.
Моя рука лежала на крыше автомобиля, и тут Мэтти коснулась
ее своей.
— Прежде чем вы уедете, позвольте задать вам один вопрос.
Предупреждаю, очень глупый.
— Валяйте. Глупые вопросы — это по моей части.
— Вот этот рассказ, «Бартлеби». О чем он? Почему Мелвилл
написал его?
Я уж хотел рассмеяться, но лунного света хватило для того,
что я разглядел ее лицо и понял, что вопрос задан серьезно. А потому мой смех
бы ее обидел. Она входила в читательский кружок Линди Бриггс (в восьмидесятых я
как-то там выступал), все остальные члены кружка были старше ее как минимум на
двадцать лет, и она боялась ляпнуть какую-нибудь глупость.
— Я должна выступить на следующем заседании, и мне не
хотелось бы ограничиться только пересказом, чтобы все поняли, что рассказ я
прочитала. Я бьюсь над вопросами, которые задала вам, и не могу найти ответа. Я
сомневаюсь, что этот рассказ из тех, в которых каким-то чудом все становится
ясно на последних страницах. И при этом меня не оставляет ощущение, что ответ
лежит на самой поверхности, но почему-то я не могу его увидеть.
