— Вы только что сказали, что секс значения не имеет.
— Наверное, мне следовало сказать, разнополый секс значения
не имеет. В некоторых штатах, Калифорния — один из них, однополый секс тоже не
имеет значения, или на этот аспект смотрят сквозь пальцы. Но наше дело будет
слушаться не в Калифорнии. Оно будет слушаться в Мэне, где люди без особого
энтузиазма встретят известие о том, что маленькую девочку будут воспитывать
двое женатых мужчин, в смысле, женатых друг на друге.
— Роджер Дивоур женат? — Признаюсь, тут и я испытал прилив
радости. Да, при этом мне стало стыдно: Роджер Дивоур жил, как считал нужным, и
едва ли он имел хоть малейшее отношение к планам своего престарелого родителя,
но известие Сторроу меня обрадовало.
— Он и инженер-программист Моррис Риддинг завязали брачный
узелок в 1996 году. Я выяснил это без труда, проведя компьютерный поиск. И если
наше дело дойдет до суда, я постараюсь использовать эту информацию на полную
катушку и с максимальной выгодой. Я, конечно, не знаю, что мне дадут сказать, а
что — нет, но сделаю все, чтобы нарисовать благостную картину воспитания
веселой, яркоглазой маленькой девочки двумя пожилыми геями, которые большую
часть времени проводят в «Интернете», рассуждая в «курилках», чем занимаются
капитан Керк и мистер Спок
[84]
после того, как в офицерских каютах гаснет свет.
Если у меня будет такой шанс, я им воспользуюсь.
— Жестоко, знаете ли. — По моему тону чувствовалось, что мне
хочется, чтобы Сторроу разубедил меня, может, даже высмеял, но этого не
произошло.
— Разумеется, жестоко. Все равно, что на полной скорости
въехать на тротуар и сбить двух прохожих. Роджер Дивоур и Моррис Риддинг не
распространяют наркотики, не развращают маленьких мальчиков, не грабят
старушек. Но это опека, а в делах об опеке препарировать человеческое существо
словно насекомое даже проще, чем в бракоразводном процессе. А что меня особенно
бесит, так это наглая прямота Макса Дивоура. Он ведь прибыл в свой родной город
с одной единственной целью — отсудить ребенка у любящей матери.
Я улыбнулся, представив себе моего адвоката, стоящего с ружьем
у кроличьей норки, поглядывающего на воткнутую рядом табличку с надписью
ДИВОУР
— И мое послание Дивоуру очень простое: цена ребенка
поднялась. Возможно, зашкалила за ту сумму, которую он может себе позволить.
— Вы несколько раз повторили: если дело дойдет до суда. Вы
думаете, существует вероятность того, что Дивоур отступит?
— И очень большая. Я бы даже сказал, что по-другому и быть
не может, не будь он таким старым и не войди у него в привычку всегда
добиваться своего. Опять же, вопрос в том, возобладает ли его здравомыслие над
упрямством. По приезде к вам я постараюсь встретиться с ним и с его адвокатом,
но пока мне не удалось пробиться дальше секретаря.
— Роджетт Уитмор?
— Нет, думаю, она стоит на ступень выше. С ней я тоже еще не
говорил. Но поговорю.
— Попробуйте также пообщаться с Ричардом Осгудом или
Джорджем Футменом, — посоветовал я. — Они оба смогут связать вас с Дивоуром или
его адвокатом.
— Я все равно хочу переговорить с этой Уитмор. Такие
мужчины, как Дивоур, с возрастом все больше доверяют своим личным помощникам,
и, возможно, именно она может уговорить его дать задний ход. Она же может
доставить нам массу неприятностей. Потому что в ее силах убедить его продолжить
борьбу. То ли она уверена в его победе, то ли ей хочется поприсутствовать при
жаркой драчке. Опять же, она может выйти за него замуж.
— Замуж? За него?
— Почему нет? Он может подписать с ней брачный контракт,
ограничивающий ее права на наследство, причем мне не удастся добиться его
представления в суд, точно так же, как и его адвокатам не узнать через суд, кто
нанял адвоката Мэтти, и это повысит его шансы.
— Джон, я видел эту женщину. Ей под семьдесят, а то и
больше.
— Но она — потенциальный женский игрок в деле об опеке над
маленькой девочкой и может стать промежуточным звеном между Дивоуром и женатыми
геями. Мы должны помнить об этом.
— Хорошо. — Я вновь взглянул на дверь кабинета, но желание
работать уже поубавилось. Бывают моменты, когда надо закругляться, хочешь ты
этого или нет. Такой момент для меня уже наступил. Может, вечером…
— Адвоката, которого я вам нашел, зовут Ромео Биссонетт. —
Он помолчал. — Неужели это его настоящее имя?
— Он из Льюистона?
— Да, а как вы узнали?
— Потому что в Мэне, а особенно в Льюистоне, детей так
называют. Я должен с ним встретиться? — Встречаться с Ромео мне не хотелось. До
Льюистона пятьдесят миль двухполосного шоссе, которые придется ползти между
кемперами и «Виннебаго»
[85]
. А я бы предпочел искупаться и вздремнуть. Только
безо всяких сновидений.
— В этом нет нужды. Позвоните ему, обменяйтесь парой слов.
Он — предохранительная сетка, не более того. Подаст протест, если в своих
вопросах Дарджин обойдет инцидент, имевший место Четвертого июля. Об инциденте
говорите правду, всю правду и ничего кроме правды. Это понятно?
— Да.
— Переговорите с ним заранее, а встретитесь уже в пятницу в…
подождите… это где-то здесь… — Вновь зашелестели страницы записной книжки. —
Встретитесь с ним в закусочной на Сто двадцатом шоссе в четверть десятого.
Выпьете кофе. Познакомитесь поближе, может, поспорите насчет того, кому
оплачивать чек. Я же хочу как можно больше времени провести с Мэтти. Нам,
возможно, потребуется частный детектив.
— Мне нравится ход ваших мыслей.
— Само собой. Счета я буду посылать Голдэкру, он — вашему
агенту, а ваш агент…
— Нет, — остановил я его. — Пусть Голдэкр посылает сюда мне.
Гарольд — еврейская мамаша. И сколько мне это будет стоить?
— Минимум семьдесят пять тысяч долларов, — без запинки
ответил Сторроу. Не слышалось в голосе и извиняющихся ноток.
— Не говорите Мэтти.
— Хорошо. Вы уже почувствовали, что живете, Майк?
— Между прочим, да, — подумав, ответил я.
— За семьдесят пять тысяч долларов и должны были
почувствовать.
Мы распрощались. Я положил трубку на рычаг и подумал о том,
что за последние пять дней пережил больше, чем за четыре последних года.
* * *
Телефон больше не звонил, и мне удалось добраться до стола,
но я уже точно знал, что с работой на сегодня все. Сел за машинку, пару раз
нажал клавишу RETURN и начал писать план следующей страницы в нижней части той,
над которой работал, когда звонок оторвал меня от дела. До чего же
мерзопакостное изобретение этот телефон, как мало хороших вестей получаем мы с
его помощью. Сегодня, однако, исключение из общего правила, с улыбкой подумал
я. Я работал. Работал! Часть моего сознания наслаждалась тем, что я сидел за
столом, дышалось мне легко, сердце билось ровно, будущее, во всяком случае,
профессиональное, казалось безоблачным. Я написал:
