— Он умер за год или за два до того, как вы с Джо купили
коттедж, — ответила Линди. — Рак.
— Вы упомянули две книги.
— О второй вы скорее всего знаете. «История округа Касл и
Касл-Рока». Выпущена к столетию округа, сухая, как пыль. Пусть книга Эдди
написана и не очень хорошо, но сухой ее не назовешь. В этом ему не откажешь.
Обе книги вы найдете вон там, — она указала на стеллаж с табличкой:
КНИГИ О МЭНЕ
— На руки они не выдаются. — Тут она просияла: — Но мы с
радостью сделаем ксерокопии нужных вам страниц. Стоит это недорого.
Мэтти сидела в другом углу, рядом с мальчишкой в бейсболке,
повернутой козырьком к затылку. Учила его пользоваться устройством для чтения
микрофильмов. Она посмотрела на меня, улыбнулась и сказала: «Отличный прием»,
имея в виду мой вчерашний успех на площадке для софтбола в «Уэррингтоне». Я
скромно пожал плечами и направился к стеллажу с книгами о Мэне. Действительно,
мяч я поймал ловко.
* * *
— Что вы ищете?
Я так увлекся историческими книгами, что подпрыгнул от
неожиданности. Повернулся с улыбкой. Первым делом отметил, что она надушилась
очень легкими, приятными духами, потом обратил внимание на взгляд Линди Бриггс.
От улыбки, с которой она встретила меня, не осталось и следа.
— Заинтересовался прошлым того места, где сейчас живу.
Старые истории. И все благодаря моей домоправительнице. — Тут я понизил голос:
— Учительница на нас смотрит. Не оглядывайтесь.
На лице Мэтти отразилась тревога. Как потом выяснилось, не
напрасно. Она спросила, какую из книг можно поставить на полку. Я протянул ей
обе. Принимая их от меня, Мэтти прошептала:
— Адвокат, который представлял вас в прошлую пятницу, нанял
частного детектива. Он говорит, что они смогут найти что-нибудь интересное
насчет опекуна ad litem.
К стеллажу с книгами о Мэне я вернулся вместе с Мэтти, надеясь,
что не доставлю ей этим дополнительных забот. Спросил, что подразумевается под
интересным. Она покачала головой, одарила меня сухой профессиональной улыбкой
библиотекаря, и я ушел.
По пути домой я анализировал прочитанное. К сожалению,
почерпнул немного. Писателем Остин оказался никаким, и фотографии он делал
плохие. А его историям, пусть и достаточно колоритным, недоставало фактов. Он
упомянул «Сару и Ред-топ бойз», но назвал их «диксилендским октетом», а даже я
знал, что это не так. «Ред-топы» могли играть диксиленд, но в основном они
играли блюзы (по вечерам в пятницу и субботу) и церковную музыку (утром и днем
в воскресенье). Две странички Остина о пребывании «Ред-топов» в Тэ-Эр ясно
указывали на то, что он не слышал ни одной их мелодии, пусть и в исполнении
других музыкантов.
Он подтвердил, что ребенок умер от заражения крови, после
травмы, нанесенной капканом, тут его информация не расходилась с версией Бренды
Мизерв… Но с чего бы она могла расходиться? Скорее всего эту историю Остин
услышал от отца или деда миссис М. Он также указал, что мальчик этот был
единственным сыном Сынка Тидуэлла, а звали гитариста Реджинальд. Вроде бы
Тйдуэллы прибыли в Тэ-Эр из квартала красных фонарей Нового Орлеана,
знаменитого места, которое на рубеже столетий называлось Сторивилль.
В более формальной истории округа Касл о Саре и «Ред-топах»
я ничего не нашел. В обеих книгах не было упоминания о трагической смерти
младшего брата Кенни Остера. Незадолго до того, как Мэтти подошла ко мне, в
голове у меня мелькнула дикая мысль: Сынок Тидуэлл и Сара Тидуэлл были мужем и
женой, а от заражения крови погиб их единственный ребенок (его имени Остин не
указал). Я нашел фотографию, о которой говорила мне Линди, и внимательно изучил
ее. Она запечатлела с дюжину чернокожих на фоне старого колеса Ферриса
[99]
.
Должно быть, сделали ее на ярмарке во Фрайбурге. Старая и выцветшая, она, в
отличие от фотографий Остина, дышала жизнью. Вы видели фотографии времен
Великой депрессии? Суровые лица над аккуратно завязанными галстуками, глаза, не
прячущиеся в тени широкополой шляпы.
Сара стояла по центру и чуть впереди, в черном платье, с
гитарой. Она не улыбалась в объектив, но улыбкой светились ее глаза, и я
подумал, что такие же иной раз видишь и на картинах: глаза, которые смотрят на
тебя, в какой бы точке зала ты ни находился. Я пристально вглядывался в
фотографию и думал о язвительных интонациях в ее голосе, который я слышал во
сне. Так что же ты хочешь знать, сладенький? Наверное, я хотел узнать как можно
больше о ней и о других: кто они, как жили в свободное от выступлений время,
почему ушли, куда.
Обе ее руки были на виду, одна сжимала гриф, пальцы второй
перебирали струны. Длинные, артистические пальцы, без единого кольца. Это не
означало, что она не была женой Сынку Тидуэллу, а если и не была, то маленький
мальчик, который попал в капкан, мог родиться и вне брака. Да только та же
улыбка выглядывала из глаз Сынка. Сходство не вызывало сомнений. Я бы мог
поклясться, что эти двое приходились друг другу братом и сестрой, а не мужем и
женой.
Я думал обо всем этом по дороге домой, думал о кабелях,
которые не видны, но тем не менее существуют… Но более всего мои мысли занимала
Линди Бриггс, которая сначала улыбалась мне, а потом совсем даже не улыбалась
своему молодому красивому библиотекарю с дипломом об окончании средней школы. И
меня это тревожило.
А вернувшись домой, я полностью погрузился в свой роман и
жизнь населявших его персонажей, мешков с костями, которые с каждым днем
наращивали плоть.
* * *
Майкл Нунэн, Макс Дивоур и Роджетт Уитмор разыграли эту
отвратительную комедийную сценку в пятницу вечером. Но прежде произошло еще два
события, о которых надлежит упомянуть.
Во-первых, в четверг позвонил Джон Сторроу. Я сидел перед
телевизором, отключив звук, смотрел бейсбольный матч (кнопку MUTE на пульте
дистанционного управления можно смело отнести к величайшим достижениям
технического прогресса) и думал о Саре Тидуэлл, Сынке Тидуэлле и маленьком сыне
Сынка. Я думал о Сторивилле, названии, которое греет душу любому писателю
[100]
.
И еще я думал о моей жене, которая умерла беременной.
— Слушаю?
— Майк, у меня прекрасные новости. — Джона буквально
распирало от радости. — У Ромео Биссонетта, возможно, странное имя, но
детектива он мне нашел отменного. Его зовут Джордж Кеннеди. Вот уж кто не
теряет времени даром. Он мог бы работать и в Нью-Йорке.
— Если это самый большой комплимент, который вы можете
придумать, вам надо почаще выезжать из города.
Он продолжал стрекотать, словно и не услышал меня: