— Шлюхи мне всегда нравились, — продолжал Дивоур. — Верно,
Роджетт?
— Да, сэр, — ответила она. — Если они знали свое место.
— Иногда их место было на моем лице! — злобно выкрикнул он,
словно она в чем-то с ним не согласилась. — Так где она, молодой человек? На
чьем лице она сейчас сидит? Хотелось бы знать. Этого ловкого адвоката, которого
ты нашел? Я уже все о нем знаю. Вплоть до того, что в третьем классе он получил
«неуд» по поведению. Знать все — мой бизнес. В этом секрет моего успеха.
С невероятным усилием я выпрямился:
— Что вы тут делаете?
— Прогуливаюсь, как и ты. И законом это не запрещено. Улица
принадлежит всем, кто хочет ею воспользоваться. Ты живешь здесь не так уж и
давно, юный сутенер, но это тебе хорошо известно. Это наш вариант городского
сквера, где прилежные щенки и шкодливые псы могут прогуливаться бок о бок.
Вновь он воспользовался рукой, которая не держалась за
рукоятку трости, поднял кислородную маску, глубоко вдохнул, бросил ее на
колени. Улыбнулся. Самодовольной улыбкой, обнажившей десны цвета йода.
— Она хороша? Это твоя маленькая шлюха? Должно быть, хороша,
раз мой сын и шагу не мог ступить из этого паршивого трейлера, в котором она
живет. А потом появляешься ты, не успели черви выесть глаза моего мальчика. Она
сосет?
— Прекратите.
Роджетт Уитмор откинула голову и рассмеялась. Словно
завизжал кролик, попавший в когти совы, и моя кожа пошла мурашками. Я понял,
что безумством она не уступает Дивоуру. Оставалось только благодарить Господа
за то, что оба они — глубокие старики.
— А ты задел его за живое, Макс.
— Чего вы хотите? — Я вдохнул… и вновь ощутил гнилостный
запах. Горло перехватило железной рукой.
Дивоур же выпрямился в кресле, я видел, что ему дышится
легко и свободно. В тот момент он выглядел, как Роберт Дювалл
[102]
из
«Апокалипсиса»
[103]
, когда тот прогуливался по берегу и говорил миру, как ему
нравится по утрам вдыхать запах напалма. Его улыбка стала шире.
— Прекрасное место, не так ли? Где еще можно остановиться,
поразмышлять. — Он огляделся. — Да, именно здесь все и произошло. Здесь.
— Здесь утонул ребенок.
Мне показалось, что улыбка Уитмор на мгновение застыла. А
вот на Дивоура мои слова не произвели ни малейшего впечатления. Он вновь
потянулся за кислородной маской, поднял ее, прижал к лицу, бросил на колени.
— В этом озере утонуло больше тридцати человек — и это
только тех, о ком знают. Мальчиком больше, мальчиком меньше, невелика разница.
— Я не понимаю. Значит, здесь умерли два Тидуэлла. Один от
заражения крови, а второй…
— Тебе дорога твоя душа, Нунэн? Твоя бессмертная душа?
Мотылек в коконе плоти, которая вскоре начнет гнить так же, как и моя?
Я ничего не ответил. Эффект того, что случилось до его
прихода, сошел на нет, где-то даже забылся. Потому что ему нашлась замена —
невероятный магнетизм Дивоура. Никогда в жизни я не встречался с такой
необузданной, дикарской силой, какая исходила от него. Именно дикарской,
точнее, пожалуй, и не скажешь. Я мог бы убежать. При других обстоятельствах
точно бы убежал. И уж на месте удержало меня не мужество; ноги все еще
оставались ватными, я боялся свалиться при первом же шаге.
— Я собираюсь дать тебе один шанс спасти твою душу. — Дивоур
поднял один костлявый палец, показывая, что речь идет только об одном шансе. —
Уезжай, симпатяга-сутенер. Немедленно, в той самой одежде, что сейчас на тебе.
Не собирай чемодан, даже не заглядывай в дом, чтобы убедиться, выключена ли
плита. Уезжай. Оставь свою шлюху и оставь ее потомство.
— Оставить их вам?
— Да, мне. Я сделаю все, что необходимо сделать. Души по
части тех, кто защищает диплом по искусству, Нунэн. А вот я — дипломированный
инженер.
— Пошел ты на хрен.
Роджетт Уитмор вновь по-заячьи рассмеялась.
Старик сидел в своей каталке, наклонив голову, сухо
улыбаясь. Выглядел он как оживший труп.
— Ты уверен, что хочешь быть ее благодетелем, Нунэн? Ей это
без разницы, ты знаешь. Ты или я — ей все равно.
— Я не знаю, о чем вы говорите. — Я еще раз вдохнул: воздух
пахнул как должно. Тогда я решился отступить от березы на шаг. Ноги уже держали
меня. — И знать не хочу. Киру вы не получите. Доживете свой век без нее. Я
этого не допущу.
— Парень, очень уж ты у нас самоуверенный. — Дивоур
оскалился, вновь продемонстрировав мне десны цвета йода. — Тебя еще ждет много
сюрпризов. Увидишь сам. И к концу июля еще пожалеешь, что не вырвал свои глаза
в июне.
— Я иду домой. Дайте мне пройти.
— Иди, иди. Как я могу остановить тебя? Улица принадлежит
всем. — Он схватился за кислородную маску, глубоко вдохнул. Бросил ее на
колени, положил левую руку на панель управления коляской-луноходом.
Я шагнул к нему и понял, что сейчас произойдет, еще до того,
как он двинул коляску на меня. Он мог бы наехать на меня и сломать мне ногу или
обе, но остановил коляску, когда расстояние между нами сократилось до
нескольких дюймов. Я отпрыгнул назад, но лишь потому, что он позволил мне
отпрыгнуть. И тут же услышал смех Уитмор.
— В чем дело, Нунэн?
— Прочь с дороги. Предупреждаю вас.
— Шлюха сделала тебя таким пугливым.
Я двинулся влево, чтобы обойти его, но по слушная его
пальцам коляска тут же перекрыла мне путь.
— Убирайся из Тэ-Эр, Нунэн. Я даю тебе дельный со…
Я метнулся направо и проскочил бы, если бы не маленький
твердый кулачок, врезавший мне слева. Седая стерва носила на пальце кольцо, и
камень порвал мне кожу за ухом. Я почувствовал резкую боль, и по шее потек
теплый ручеек. Повернувшись, я толкнул ее обеими руками. Она с негодующим
воплем упала на усыпанную сосновыми иголками тропу. А в следующее мгновение что-то
ударило мне по затылку. Глаза залил оранжевый свет. Размахивая руками, я начал
поворачиваться в обратную сторону, и в поле моего зрения вновь попал Дивоур.
Трость, набалдашником которой он огрел меня, еще не успела опуститься. Будь он
лет на десять моложе, дело кончилось бы проломленным черепом, а не вспышкой
оранжевого света.
Я наткнулся на мою добрую подружку-березу, поднял руку к
уху, не веря своим глазам, уставился на кровь, окрасившую кончики пальцев. От
удара по затылку в голове шумело.
