Уитмор поднималась на ноги, отряхивая с брюк сосновые
иголки, яростно скаля зубы. Ее щеки заливал светло-розовый румянец. За
ярко-красными губами щерились мелкие зубы. В лучах заходящего солнца глаза
словно полыхали огнем.
— Прочь с дороги, — но в моем голосе звучала не сила, а
слабость.
— Нет, — ответил Дивоур и положил черную трость на
обтекатель своего кресла. Теперь я ясно представлял себе маленького мальчика,
которого не остановили порезанные руки: он хотел завладеть снегокатом, и
завладел им. Не просто представлял — видел его перед собой. — Нет, любитель
шлюх. Не уйду.
Дивоур вновь двинул серебристый рычажок, и коляска
покатилась на меня. Если б я оставался на месте, он точно проткнул бы меня
тростью, как какой-нибудь злой герцог из романа Александра Дюма. При этом он
наверняка сломал бы кисть правой руки, кости-то в таком возрасте совсем
хрупкие, а то и вышиб бы руку из плеча, но такие мелочи Дивоура бы не
остановили: за ценой он никогда не стоял. И если бы я чуть замешкался, он бы
меня убил, двух мнений тут быть не могло. Но я успел отскочить влево. Кроссовки
заскользили по крутому склону, а потом и вовсе потеряли контакт с землей. Я
полетел в озеро.
* * *
Я плюхнулся в воду у самого берега. За что-то зацепился
левой ногой. Дикая боль пронзила все тело. Я раскрыл рот, чтобы закричать, и в
него хлынула вода — холодная, с металлическим привкусом, на этот раз настоящая.
Я закашлялся, что-то выплюнул, какая-то часть ушла в желудок, подался в сторону
от того места, куда упал, думая: тут же мальчик, утонувший мальчик, что будет,
если он вдруг схватит меня за ногу?
Я перевернулся на спину, все еще кашляя, чувствуя, как
джинсы прилипают к промежности и ногам, беспокоясь — глупо, конечно, — о
бумажнике: кредитные карточки и водительское удостоверение останутся
целехонькими, а вот две дорогие мне фотографии Джо вода точно испортит.
Дивоур выкатился на самый край Улицы, и я уж подумал, что
сейчас он последует за мной. Обтекатель его коляски навис над тем местом, где я
стоял (я видел следы моих кроссовок слева от выступавших из земли корней
березы), земля осыпалась под колесами, комочками падала в озеро. Уитмор
схватилась за кожух двигателя, пытаясь оттянуть коляску от края, но, конечно,
сил у нее не хватало. Спастись Дивоур мог только сам. Стоя по пояс в воде, с
прилипшей к телу одеждой, я с нетерпением ждал, когда же он спикирует, в озеро.
Но почерневшая левая клешня, в которую превратилась рука
Дивоура, ухватила серебристый рычажок, потянула назад, и кресло откатилось от
края, швырнув в озеро последнюю порцию камешков и комочков земли. Уитмор едва
успела отпрыгнуть в сторону, не то осталась бы без ног.
Еще несколько движений рукой, и Дивоур развернул кресло,
нацелив обтекатель на меня, и вновь подкатился к самому краю Улицы. Я стоял в
воде, в семи футах от нависшей над озером березы. Уитмор повернулась ко мне
задом, согнулась пополам. Я думал, что она пытается восстановить дыхание.
Из этой передряги Дивоур вышел с наименьшими потерями. Даже
не стал прикладываться к кислородной маске, что лежала у него на коленях.
Солнце било ему в лицо, отчего оно напоминало полусгнивший фонарь из тыквы с
прорезанными отверстиями для глаз, носа и рта, который вымочили в бензине и подожгли.
— Любишь купаться? — спросил он и захохотал.
Я огляделся, надеясь увидеть прогуливающуюся по Улице
парочку или рыбака, ищущего место, где бы до наступления темноты еще раз
закинуть в озеро удочку… и в то же время мне никого не хотелось видеть. Злость,
боль, испуг, все это было, но над всеми чувствами в тот момент господствовал
стыд. Меня скинул в озеро восьмидесятипятилетний старик, скинул, выставив на
посмешище.
Я двинулся направо, к югу, к своему дому. Холодная,
доходящая до пояса вода теперь уже, когда я к ней привык, освежала. Кроссовки
то и дело натыкались на камни и на затонувшие ветки. Растянутая лодыжка болела,
но не отказывалась служить. Конечно, на берегу она могла повести себя иначе.
Дивоур передвинул рычажки управления, и кресло медленно
покатилось по Улице, держась вровень со мной.
— Кажется, я не успел познакомить тебя с Роджетт? — снова
заговорил он. — В колледже она считалась одной из лучших спортсменок. Играла в
софтбол и хоккей. Между прочим, некоторые навыки она сохранила. Роджетт,
продемонстрируй этому молодому человеку свое мастерство.
Коляска проехала мимо Уитмор, на несколько мгновений скрыв
ее от моих глаз. А когда старуха вновь появилась в поле моего зрения, я увидел,
что она держит в руках. Наклонялась она не для того, чтобы восстановить
дыхание.
Улыбаясь, она подошла к краю Улицы, прижимая левой рукой к
животу камни, подобранные ею с земли. Она выбрала один, размером с мяч для
гольфа, размахнулась и бросила в меня. Камень пролетел в опасной близости от
моего левого виска и плюхнулся в воду.
— Эй! — воскликнул я, скорее изумленный, чем испуганный.
Даже после того что мне пришлось пережить, я не верил, что такое возможно.
— Что с тобой, Роджетт? — подзадорил ее Дивоур. — У тебя
сбился прицел? Достань его!
Второй камень просвистел в двух дюймах над моей головой.
Третий вышиб бы мне зубы, но я успел отбить его рукой, только потом заметив
оставшийся на ладони синяк. В тот момент я видел лишь ее злобную, улыбающуюся физиономию
— физиономию женщины, которая выложила два доллара в тире и теперь готова
стрелять хоть до утра, но выиграть главный приз — плюшевого медведя.
Камни она бросала быстро. Они падали то справа, то слева,
создавая маленькие гейзеры. Я начал пятиться, не решаясь повернуться и уплыть
на глубину — боялся, что в этот самый момент булыжник угодит мне в затылок.
Однако я понимал, что увеличение расстояния между нами уменьшит вероятность
попадания. Дивоур все это время заливался смехом, и лицо его все более
напоминало печеное яблоко.
Очередной камень попал мне в левую ключицу, отлетел в
сторону, плюхнулся в воду. Я вскрикнул от боли, и она ответила криком: «Хэй!» —
словно каратист, нанесший точный удар.
На том мое организованное отступление и закончилось. Я
повернулся и поплыл прочь от берега. И тут же оправдались мои самые худшие
опасения. Первые два камня, брошенные ею после того, как я пустился вплавь, не
долетели до меня. Потом последовала пауза, и я успел подумать: удалось, ей уже
не добраться до… и тут что-то ударило меня по затылку. Я одновременно
почувствовал удар и услышал его звук.
Водяная гладь тут же сменила свой цвет: из ярко-оранжевой
стала ярко-красной, потом густо-бордовой. Откуда-то издалека до меня донесся
одобрительный вопль Дивоура и заячий смех Уитмор. Я вновь хлебнул озерной воды,
и мне пришлось напомнить себе, что ее надо выплюнуть, а не проглотить. Ноги
сразу отяжелели, кроссовки теперь весили не меньше тонны каждая. Я опустил ноги
и не нашел дна: глубина здесь была больше моего роста. Посмотрел на берег,
полыхающий всеми оттенками оранжевого и красного цветов. От кромки воды меня
отделяли двадцать футов. Дивоур и Уитмор стояли на краю Улицы, не отрывая от
меня глаз. Прямо-таки папа и мама, наблюдающие, как резвится в воде их сынок.
Дивоур опять дышал кислородом, но сквозь прозрачную маску я видел, что он
улыбается. Улыбалась и Уитмор.
