И торопливо сунул в рот четыре патрона, капсюлями наружу.
Буксир повернул влево, подставляя несущимся следом катерам высокую волну, на
которой тряхнет получше, чем телегу на ухабе. Пинком распахнул дверь, выскочил
наружу. Рубка заслоняла его от преследователей.
Отчаянно зазвенело стекло, осколки посыпались на палубу. И
тут же сухо затрещали выстрелы. Буксир, кренясь, вернулся на курс, катера не
отставали, лихо клюнув носами на волне, окутавшись веерами брызг, Ольга палила
в белый свет, Мазур видел – их разделяло каких-то тридцать метров, – что
на белом суденышке все непроизвольно пригнулись, втянули головы в плечи. И,
навалившись левым боком на низкий фальшборт, заработал, как пулемет: выстрел,
выстрел, перезарядка в молниеносном темпе, выстрел, выстрел!
Это отняло считанные секунды. Нырнув в рубку, он посмотрел
назад. Они неслись навстречу солнцу, и плохо было видно, что происходит за
бликующими иллюминаторами синего катера, но на белом все обстояло прекрасно:
виднеется лишь макушка рулевого, то и дело ныряющая вниз, ведет катер почти
вслепую, обосрался, тварь! Остальные, надо полагать, лежат на дне вповалку. А
высокое стекло в хромированной окантовке заляпано справа кровью – это получил
пулю тот, что держал автомат.
Синему катеру пониже ватерлинии досталась одна пуля, а вот
белому – четыре, поскольку тот был поопаснее. И разница не замедлила
сказаться: белый на глазах зарывался в воду острым акульим носом, терял ход.
Чуток осмелев, его экипаж попытался было высунуть головы. Мазур моментально
пресек эти вольности огнем из «Макарова». В ответ ударила автоматная очередь –
наугад, в небеса, ствол торчал над стеклянным козырьком чуть ли не вертикально.
– Щенки... – процедил он сквозь зубы.
Над крышей синего катера показалась пригибавшаяся фигура,
вскинула пистолет, по-американски держа его обеими руками. Мазур выстрелил –
хотел п о л о ж и т ь, но их уже разделяло
метров пятьдесят, на такой дистанции, да еще из незнакомого «макарки», который
далеко не шедевр, промажет и «морской дьявол»... Так что незадачливый дуэлянт
остался жить и юркнул назад, под крышу. Синий катер тоже опустил нос. А с белым
все обстояло на «ять»: он уже просел в воду ладони на три, мирная плавучая
игрушка, пусть быстрая и дорогая, на такие баталии не рассчитана, к пробоинам
быстро не доберешься, не заткнешь в момент, а набранная скорость работает
против живучести, воду прямо-таки вгоняет внутрь...
И белый катер грузно, как корова, стал поворачивать вправо,
к берегу: там, наконец, сообразили, что еще немного, и погоню придется
продолжать вплавь, в одежде и ботиночках, а до берега, между прочим,
далековато...
Высунув ствол в разбитое окно, Мазур дважды попотчевал
пулями оставшееся в походном ордере судно противника. Снова пониже ватерлинии.
Оттуда огрызнулись парой пистолетных выстрелов, снова неприцельными, –
стрелок, присев на корточки, выставил руку, пальнул, спрятался... Мазур давно
мог разнести катеру все иллюминаторы, но это значило бы лишь подарить им
удобные амбразуры. И потому продолжал стрелять по корпусу. Патронов с пулями
больше не было, в ход пошла картечь. Однако он успел сделать лишь три выстрела.
Катер резко отвернул и двинул к берегу вслед за собратом. Мазур лишний раз
убедился, что у Прохора нет профессионалов, его ребятки порой и умеют стрелять
метко, но в душе остались накачанными охранничками коммерческих киосков, не
склонными класть живот на алтарь... От прямого боя они всякий раз уклонялись,
вот и сейчас сдрейфили, хотя обстановка требовала немедленного абордажа, пусть
и с риском потерять половину народу...
– Ну ты даешь, – отозвался Пашка. – А дальше-то
что, Наполеон?
– К берегу, – решительно сказал Мазур. – Во-он там
можно причалить?
– Да запросто.
– Давай. Карты есть?
– Только речная лоция. Дать?
– Не надо, – махнул рукой Мазур. – Ты вот что...
Высадишь нас, пройди с милю и сам чеши в тайгу. Назад возвращайся бережком.
– Ну ни хрена! А буксир?
– Никуда он не денется, – сказал Мазур. – Заберешь
потом. На меня вали, как на мертвого, разрешаю... Тебе под это ЧП все шалости
спишутся. Понял? В тайге схоронись, на буксире не сиди...
– Да зачем?
– У них тут где-то вертолет есть, – сказал
Мазур. – Чего доброго, подожгут они тебя, не разбираясь...
«Таймень» ткнулся бортом в высокий берег. Подхватив сумку и
ружье, Мазур перескочил, протянул руку Ольге. Пашка крикнул вслед:
– Семь футов под килем... хоть ты и мудак хренов! Ох, мудак!
Оскалясь, Мазур махнул ему, схватил Ольгу за руку и поволок
подальше в тайгу. Они остановились в зарослях густого кустарника, тяжело дыша.
Сквозь деревья видно было реку, и шум дизеля еще не утих вдали.
– Ну, и куда теперь? – пожала плечами Ольга.
– В Пижман, – сказал Мазур.
– А в какой он стороне?
– А хрен его знает. Главное, малыш, меж нами и Шантарском
нету больше великой реки. Если и попадутся мелкие, не беда...
Глава 3
Живец с подстраховкой
Он не обманулся в нехитром прогнозе – вскоре появился
вертолет, уверенно летевший вслед буксиру примерно метрах в трехстах над
серединой реки. Знакомый вертолет – камовский, зелено-пятнистый, с бортовым
номером, намертво впечатавшимся в память – 531. Оба невольно пригнулись в
кустарнике, вспомнив последнюю встречу с этим аппаратом тяжелее воздуха. Однако
густая тайга по берегам стояла сплошной стеной, да и вертолет, не рыская,
уверенно пер по прямой. Довольно скоро едва слышное гудение резко изменило тон,
прямо-таки заметалось по небу – похоже, Пашка скрупулезно выполнил приказ:
чтобы не связываться больше с чужими, явственно припахивающими смертью
сложностями, причалил к берегу и драпанул в тайгу. Вертолет с четверть часа
крутился там – а потом улетел в неизвестном направлении. Сразу ясно, что здесь,
на глазах множества непосвященного народа, погоня растеряла прежнее нахальство.
Правда, это нисколечко не означало, что можно свалить гору с плеч и
расслабиться. И дичи, и охотнику понятно, что следующей клеточкой на шахматной
доске неминуемо должен стать Пижман с окрестностями. Дичь понимает, что охотник
это понимает, а охотник понимает, что дичь это понимает, – словом, высокая
философия, от которой герр Кант рехнулся бы, запряги его в такие игры...
А в общем, чистейшей воды экзистенциализм. Мазур давно уже
научился выговаривать это слово без запинки. Во времена оны Морской Змей,
будучи еще старлеем, захомутал утонченную и весьма интеллектуальную выпускницу
философского факультета – вопреки штампам насчет «синих чулков» сексапильную и
мужиков не чуравшуюся. И крутил с ней года полтора, пока не подвернулся
блестящий кандидат в мужья, папин сынок с корочками МГИМО, рядом с которым
трехзвездочный морской плебей выглядел бледно... За это время, однако, не
подозревавшая о подлинной сути своего любовника и его приятелей красотка,
регулярно посещавшая пикники, успела немного образовать господ офицеров, привив
азы философии. Откровенно говоря, им было наплевать на все азы – кроме того
самого экзистенциализма. Вот этот-то подвид философии им страшно понравился,
ибо, если разъять его по методу Сальери и проверить алгеброй, сводился к
примитивнейшей формуле: весь мир идет на тебя войной... Именно так с господами
«морскими дьяволами» и обстояло. Они только добавили свое окончание: «...но ты,
сукин сын, обязан выжить». И помнить, что впереди пятьдесят лет необъявленных
войн, а ты подписал контракт на весь срок... В общем, у каждого свои причуды.
Но гораздо престижнее думать, что ты не подводный убивец, а экзистенциалист –
как иначе, коли это чистая правда...
