– Да он это, морда бесстыжая! – вскрикнула Надя.
– Ну зачем так говоришь, симпатичная? Ага, я, должно быть, к
тебе приставал только что, да? Платье порвал, да, в кусты тянул? А ты вырвалась
и в милицию прибежала... Вот не люблю я, капитан, когда наглеют без всякой
оглядки на свою убогую астрономию... Ну что, будить Инала? Или дать тебе на
бутылку, и езжай себе к киоску – там, у вокзала, открыто еще... Пьяный, да? Не
хватило?
– У меня потерпевшая, – ледяным тоном сказал капитан.
– Дурь у тебя в голове, а не потерпевшая. Иди, мой хороший,
отсюда по-доброму, пока Инал не проснулся... С потерпевшей придешь утром,
только не забудь прихватить казенную бумажку, на которой уважаемый товарищ
прокурор расписался в нужном месте, – а то и днем ворота не открою,
повестку пришлешь, как положено...
Все, пора работать... Чуть откинувшись назад, Мазур прижался
спиной к толстому стволу тополя, не отнимая от глаз прибора, дважды нажал на
курок.
Глушитель выплюнул две желтых вспышки, сопровождаемых не
особенно громкими щелчками, – хороша машинка, машинально отметил Мазур, не
кустарщина – и человек с собакой перестали жить. Он громко свистнул, подавая
сигнал, рванулся вперед, перекидывая прибор за спину. Когда левая нога
наступила на забор, собрался, сгруппировался и прыгнул во тьму вытянутыми
руками вперед.
Крутанув сальто над колючей проволокой, приземлился на
согнутые ноги, не выпрямляясь, длинным прыжком ушел в сторону, распластался на
холодном бетоне. У ворот сверкнула неяркая желтая вспышка, послышался шум
падающего тела, по двору тут же полоснул луч фонаря – Крест с капитаном ворвались
в калитку.
Из окна рядом с крыльцом через стекло посветили фонарем.
Мазур послал туда пулю, переместился правее. Фонарь моментально погас, но
пробитое пулей каперанга стекло тут же разлетелось вдребезги – внутри
засветилась, запульсировала небольшая желтая бабочка, слышно было, как в забор
попадают пули, автоматная очередь прошла наискосок над тем местом, где только
что был Мазур. На фоне стены из светлого кирпича четко выделялись силуэты
Креста и Гоши, прижавшихся слева от двери.
Еще одна очередь из бесшумки хлестнула по двору, наугад
нащупывая противника. Мазур приподнялся на корточках так, чтобы голова не
поднялась выше подоконника, пробежал вдоль боковой стены. В доме слышалась
возня. Перехватив фонарик, Мазур выбил им стекло, как дубинкой, тут же зажег
фонарик, бросил внутрь – и прыгнул следом. Отпрянул в угол, прижался к стене.
В богато обставленной комнате никого не было. Вскрики и визг
слышались совсем рядом. Подобрав фонарь, Мазур переместился к двери, распахнул
ее пинком, выскочил, двигаясь в нечеловеческом ритме. Коридор. Ковер.
Движение...
Выстрелил по смутно белевшему силуэту – тот скорчился,
обеими руками схватившись за грудь, опустился на пол. Мазур уже бежал мимо него
к другой двери, полосуя стены белым лучом фонаря, держа его на отлете, высоко
над головой, так, чтобы светил сверху вниз, а противник никак не мог
сориентироваться, выстрелить прицельно...
Погасил фонарь, замер, прижался к стене, стараясь не дышать.
Где-то слева послышался шум – там должна быть входная дверь... Нет, тяжелое
дыхание ему не почудилось – едва различимая во мраке фигура медленно
перемещалась по стеночке, то и дело сторожко замирая. Проникавшие в окно
отблески фар машины отразились от металлического предмета в его руке. Мазур, не
шелохнувшись, помня о «языке», терпеливо ждал, пока не ощутил запах хорошего
мужского одеколона и спиртного, – и тогда по всем правилам ударил, выбивая
пистолет из руки, валя в беспамятство. Отпрянул за массивный шкаф.
Дверь распахнулась, откуда-то сверху ударил луч
фонаря – точно такого, как у Мазура. Он включил свой, прямо-таки на лету,
отбрасывая подальше от себя, – и успел заметить в кувыркавшемся луче
искаженную физиономию Креста. Тихо позвал:
– Крест!
Но пуля из бесшумки успела ударить в пол рядом с упавшим
фонариком. Крест, светя мимо Мазура, подбежал и встал рядом:
– Что там?
– Вроде все... – выдохнул Мазур.
– Гоша, пошел! Кто это? – Крест посветил фонарем
вниз. – Ага, Инал... блядь, ты что, его...
– Жив, – сказал Мазур.
– Порядок, вяжи! Двух мы положили, вроде никого бы не
должно...
Они озирались, обратившись в слух. Ни малейшего звука. И
двинулись по комнатам, тихонько распахивая двери, светя сверху вниз. Вновь
оказавшись в том коридоре, Мазур посветил на пол – накрашенная мордашка,
исказившаяся в немом ужасе, неподвижные глаза широко открыты, белая ночнушка,
дешевенькое ожерелье на шее...
«Принесло тебя, дуреха», – подумал Мазур, не способный
сейчас испытывать какие-либо чувства, а уж тем более угрызения совести –
некогда было.
Обойдя дом и двор, они убедились, что живых обитателей в нем
больше не осталось. Из-за колючей проволоки никто не сумел бы выбраться со
двора через забор...
– Д в о и х, говоришь, положили? –
спросил Мазур. – При нем что, четверо было, а не трое?
– Трое, – сказал Крест, ощерясь. – Шлюшка какая-то
подвернулась, не отпускать же... Пошли, полкан, живо! Нам с ним еще потолковать
надо... Гоша, ворота карауль. Главная-то работенка только и началась...
* * *
...Она не затянулась, эта главная работенка. Когда главного,
упитанного бородача лет сорока, отволокли в подвал, Крест дернулся было
допрашивать, но Мазур, одержимый желанием покончить все побыстрее, велел ему
держать фонарь, а сам без колебаний пустил в ход кое-какие методики, касавшиеся
допроса пленных в о с о б ы х условиях. Бородатого
Инала хватило минут на пять. И три больших, плоских пакета, замотанные в
непрозрачный целлофан, торжествующий Крест приволок еще быстрее. Ступив в луч
фонаря, показал Мазуру:
– Порядок! Ну что, уходить пора?
– Покойники... – прошелестело с пола то, что еще
недавно было человеком. Вопли до сих пор стояли у Мазура в ушах, и его
неудержимо тянуло наверх, на свежий воздух.
Крест спокойно направил пистолет вниз и нажал на спуск. В
подвале воцарилась тишина. Мазур напрягся – момент был решающий, ключевой...
Но Крест, сунув пистолет в карман рукояткой вверх, невысоко
подбросил пакеты, поймал, расплывшись в идиотской, блаженной улыбке:
– Три жизни, полкан... – и тут же пришел в себя. –
Пошли. Гошу ублаготворить треба... Надо ж было этим блядям подвернуться – не
проживешь без издержек производства... Ты как?
– В порядке, – глухо сказал Мазур, пытаясь забыть лицо
той, которую застрелил в коридоре, и притворяясь перед самим собой, будто тогда
еще не подозревал, что стреляет в женщину.
– Ну и ладушки. Пошли. Гляди в оба...
Мазур и сам прекрасно понимал, что теперь для них наступил
решающий момент – для всех трех...
