Капитан стоял у калитки, широко расставив ноги, как монумент
самому себе, рослая, плечистая фигура была обведена ярко светившейся каемочкой
– это свет фар проникал в калитку, заключив Гошу в нелепое подобие нимба. Обе
руки он держал в карманах. Окликнул еще издали:
– Ну, что там? – в голосе нескрываемая настороженность,
явное подозрение.
Левая рука вынырнула из кармана – но в ней, рассмотрел
Мазур, не пистолет, а фонарь. Левой держит – значит, все же решил сыграть свою
собственную игру...
И тут раздался спокойный голос Креста:
– У тебя, случайно, в тачке ломика нет?
– Нет, – помедлив, озадаченно ответил Гоша. – А
зачем?
– Ох ты... – досадливо протянул Крест. – Ну не под
диваном же он закрома оборудовал... Пару половиц отодрать придется, а в доме –
ничего подходящего.
Он пошевелился в темноте, что-то звонко рассыпалось по
бетонированному двору, раскатилось во все стороны, Крест выругался:
– Ну, руки-крюки... Гоша, давай золотишко быстренько
собирать. Никогда не видел, чтобы червонцы этак вот по двору катались?
Фонарь капитана зажегся, луч скользнул по гладкому бетону.
Реплика Креста звучала до того естественно, что Мазур и сам было засмотрелся на
разбросанные червонцы – и увидел в луче фонаря самые обыкновенные рублевики с
двуглавым орлом, ни на что решительно не пригодные из-за инфляции.
Возможно, и капитан успел увидеть жалкие рублишки, но вряд
ли осознал, что видит. Пистолет в руке Креста дважды плюнул желтым пламенем, и
незадачливый подражатель оклахомских шерифов, подламываясь в коленках, рухнул
на бетон. Его фонарик откатился в сторону, светя в глубь двора.
– Золото манит нас... – насмешливо пропел Крест на
старый мотив. – Надия, заходи, теперь тут и дамам прогуляться можно... Да
мигалку выключи, помнишь, где нажимать?
Фары и мигалка погасли. Надя шагнула внутрь, тщательно
притворив за собой калитку, звенящим от напряжения голосом спросила:
– Взяли?
– А то! – Крест осветил пакеты (набитые словно бы
чем-то сыпучим, легко прогибавшиеся под нажимом пальцев). – Вот они,
лялечки. Что, полкан, легко прошло? А знал бы ты, сколько пришлось мозгами
вертеть... Подержи-ка! – он небрежно сунул два пакета Наде, выхватил нож и
вспорол третий, с блаженной ухмылкой запустил туда руку, подставил пригоршню
под луч фонаря в руке у Мазура. – А?
На ладони у него лежала россыпь угловатых небольших
стекляшек, больше всего напоминавших осколки старательно размолоченной бутылки, –
светлые, мутноватые, потемнее и поярче, острые края бросали отблески...
И тут до Мазура дошло.
– Алмазы? – спросил он с вялым любопытством.
– Они! – ликующе воскликнул Крест. – Якутские
алмазики, левая добыча. Я ж тебе говорил, на три жизни... Тут, конечно,
«Кохинура» нет, но и мелочи не держали, посмотри, крупнячки отобраны... Ну?
Что-то я не вижу, полковник, на твоей бравой роже ни особой алчности, ни
азарта... Будешь долю требовать?
– Да на кой она мне, – сказал Мазур.
– Серьезно? – удивление в голосе Креста было
ненаигранным. – Ты подумай, уж горсточку-то заработал...
– Не надо, – махнул рукой Мазур.
– Вот потому ты и жив, что такой идейный... Посвети, –
Крест зажал пакет под мышкой, покопался двумя пальцами в груде белых стекляшек,
ничем не похожих на бриллианты, выбрал несколько побольше и сунул Мазуру в
нагрудный карман пиджака. – Не строй придурка, полковник. Это ляльке. У
тебя там с ней какие-то шероховатости, так поверь ты моему опыту – получит один
на пальчик, парочку в уши, мигом коготки втянет... Как думаешь, Надия?
– Отрываться пора, – сказала она нетерпеливо.
– Пошли.
Крест направился к гаражу, светя себе фонариком. Без труда
распахнул хорошо смазанные двери, посветил внутрь и горделиво осведомился:
– Устраивает тачка?
Там стоял огромный, массивный «мерседес», изящный, как
японская нэцкэ, посверкивавший лаком.
– Если не нравится, уж и не знаю, чем угодить... –
оскалился Крест.
Глава 8
Бегство как точная наука
Остановив почти бесшумное комфортабельное чудо у соседнего
дома, Крест спокойно вставил новую обойму, передернул затвор:
– Ну вот, самое интересное пошло. Если брательнички чего
задумали, на хате нас и встретят... Сиди, Надия, а мы глянем...
Они выбрались в прохладную ночь, двинулись к дому, на
цыпочках поднялись по лестнице. Постояли у двери – полная тишина.
Крест вставил ключ в замок, бесшумно повернул его двумя
пальцами – Мазур стоял боком, подняв пистолет, готовый прикрыть, – одним
пальцем толкнул дверь, и она тихо открылась на хорошо смазанных петлях. В
прихожей горит свет, полная тишина. По всей квартире горит свет, видно, что в
двух ближних комнатах никого нет.
– Порядок, – облегченно вздохнул Крест, прошел в кухню
и выключил свет. – Чего-то они в дальней... – замолчал, прислушался и
покосился на Мазура с весьма странным выражением лица. – Ну, обормоты...
Караульщики, называется...
Мазур направился в дальнюю комнату, еще ничего толком не
понимая, но волчьим чутьем осознав недобрую странность происходящего.
Остановился на пороге. Под потолком горела яркая лампочка
без абажура, и Мазур увидел на незастеленном диване два слившихся обнаженных
тела.
Ольга знакомо закинула голову, вжимаясь затылком в
сплетенные пальцы, закрыла глаза, рот в полуулыбке-полугримасе отрешенного
наслаждения, голова дергается в такт толчкам мускулистого мужского тела, ноги
оплели бедра Карабаса, приподнявшегося над ней на локтях, победно
оскалившегося, с кривой ухмылкой смотревшего ей в лицо и выдыхавшего с каждым
толчком:
– Ну, хорошо тебе? Хорошо, блядешка?
Мазуру показалось, что ноги приросли к земле еще и оттого,
что она не кричала, не рвалась, что взгляд, как нерассуждающий фотоаппарат,
зафиксировал на стуле аккуратно повешенное платье... Невыносимо медленно
опускал руку к карману, а в уши колокольным звоном били хриплые выдохи:
– Хорошо? Все одинаковые, как блудень загонишь... Ну, еще
раз кончать будешь? Ты кто, ну-ка?
И знакомо задохнувшийся страстью голос Ольги:
– Я твоя блядь... Глубже... О, какой ты...
За спиной с непонятной интонацией вздохнул Крест. Мазур
наконец вырвал из кармана пистолет, рыкнув что-то неразборчивое, и двое на
диване наконец его увидели.
Карабас слетел с дивана, словно отброшенный невидимым,
неслышным взрывом, его достоинство моментально увяло и съежилось. Выставил руку
вперед, словно рассчитывал ладонью защититься от пули, вжимаясь в угол, заорал:
