Мазур склонился к Ольге и шепнул:
– Как только прикоснусь – падай и ползи под нары. Пошла!
Ольга стала медленно слезать с нар, Мазур стиснул часы в
кулаке. Голова была ясная и холодная, как всегда перед боем, секунды
растянулись неимоверно, и время казалось застывшим.
Ружье определенно будет направлено на него, а не на Ольгу.
Вот только Мазур непременно окажется меж дверью и караульным – и успеет уйти с
директрисы. Молниеносным броском швырнуть часы и разбить лампочку – детская
забава. Хотя из коридора падает свет, все равно в первые секунды по контрасту
покажется, будто наступил непроглядный мрак. А уж использовать эти секунды с
максимальной выгодой – дело привычное: не истощен, не обессилен, нешуточно зол,
недавно кормлен, тело все знает само... У Степана кобура под мышкой, это нужно
учесть...
Ольга слезла с нар, встала, не удаляясь от них. Мазур
спрыгнул следом.
– Итак, на сцене – сладкая парочка, минет
по-армейски! – орал Мишаня. – Наш бравый майор начинает неспешно
раздевать свою лялечку, сымает сначала, охальник, тельняшечку... Ну, шевелись,
служивый!
Мазур протянул левую руку, коснулся Ольгиного локтя, миг
спустя уже ушел с воплем вправо, отвлекая на себя внимание. Метнул часы.
Лампочка с грохотом взорвалась, затрещала сухо вспышка короткого замыкания,
упал мрак – и буквально в ту же самую секунду Степан, получив ребром ладони,
обрушился с табурета – шумно, как мешок с картошкой. Мазур оттолкнулся от пола,
прыгнул. Навстречу, левее, ударил выстрел, лицо обдало жаром и тухлой пороховой
гарью – промах! А Мазур смог отлично сориентироваться при вспышке. И ударил
точно. Что-то мерзко хрустнуло под пяткой, противник обмяк. Еще миг – и ружье
оказалось в руках Мазура, он передернул затвор, выстрелил по часовому, не
успевшему ничего предпринять, не успевшему даже убраться от двери. Стрелял в
грудь, промахнуться никак не мог...
И тут от двери ударил в лицо свет нескольких мощных фонарей.
Мазур мгновенно ослеп, но продолжал стрелять наугад – и не слышал ни звона
стекла, ни криков, ни шума падающих тел. Боек щелкнул впустую, патроны
кончились – и до него стало помаленьку доходить, что они не могли быть
боевыми... Холостые пустышки. Его снова обыграли.
– Бросил бы ружьецо? – послышался из коридора елейный
голосок Кузьмича. – Ну зачем оно тебе, бесполезное?
Мазур колебался секунду. У двери раздался негромкий хлопок,
что-то прожужжало – и Мазур повалился на пол, опутанный сетью. Один из самых
страшных врагов рукопашника – портативный метатель сети...
В камеру тут же хлынули толпой, грохоча сапогами, светя
фонарями во все углы. К превеликому удивлению Мазура, его и пальцем не тронули
– только приставили к голове дуло пистолета. Присевший рядом на корточки
человек вполне мирно посоветовал:
– Не дергайся, шансов никаких...
Мазур не шевелился – шансов и в самом деле никаких не было.
Он видел, как выносили из камеры табуреты, лампу, так и не пришедшего в себя Мишаню.
Стонавшего Степана вывели под руки.
– А ну, все на нары! – скомандовал Кузьмич. – И
ты, голубка, вылезай-ка из-под нар живенько... – он обернулся к
Мазуру. – Ну и здоров ты хамить, сокол...
– По хозяину и честь, – огрызнулся Мазур.
Как ни странно, в голосе Кузьмича не слышалось ни злобы, ни
раздражения. Словно происшедшее его вполне устраивало.
– Не прост ты, сокол, ох, непрост... – протянул
старикан, стоя над Мазуром. – Все убрали? Часики ему верните, идут ведь?
Идут, ты смотри. На совесть сделаны. С часиками на нарах куда как хорошо,
всегда видишь, что времечко медленно бежит... Пошли? Ты, сокол, как сеть
распутаешь, ее в окошечко выбрось обязательно, имущество казенное...
– Да ладно, – послышался чей-то незнакомый, уверенный
голос. – Не изгаляйся, Кузьмич, сверх меры, распутайте вы его...
Это говорил белобрысый в рваных джинсах, недавний
сокамерник. Он совершенно непринужденно спрыгнул с нар и стоял рядом с
Кузьмичом, как свой человек.
– Думаешь? – спросил Кузьмич.
– Хватит, – махнул рукой белобрысый. – Все ясно.
Распутывайте.
Кузьмич не протестовал. Мазура принялись распутывать –
и, едва сдернув сеть, предусмотрительно отступили к двери, ослепляя его
фонарями.
– Вались, майор, на нары и дрыхни, – сказал
Кузьмич. – Завтра поговорим...
И дверь захлопнулась, щелкнул замок. Мазур взобрался на
нары. Ольга кинулась к нему, обхватила, прижалась.
– Ладно, – шепнул он. – Все обошлось...
На самом деле столь благополучный исход конфликта еще больше
ему не нравился – из-за своей непонятности. Не избили для наглядного примера –
хотя просто обязаны были это сделать, учитывая все их предшествующее поведение.
И вдобавок в камере оказалась подсадка. У Мазура было впечатление, что он в
очередной раз столкнулся с неким тестом, еще одной прогонкой по экстремальной
ситуации. Для будущей рабочей силы такие тесты вроде бы и ни к чему...
Прошел час, а в камеру так никто и не нагрянул – и Мазур
решил, что можно спать.
* * *
...На сей раз его разбудило не лязганье замка, а безмолвная
возня рядом. Протянув руку, он нащупал борющиеся тела, ткнул пальцем в жирный
живот – и сообразил. Ударил наугад. Тут же раздался визг – Ольга сумела впиться
зубами в зажимавшую ей рот ладонь. Придержав толстяка левой рукой, Мазур
отвесил ему еще одну полновесную плюху, отшвырнувшую того подальше. Все это,
если не считать визга, происходило в совершеннейшем молчании.
Ольга горячо зашептала на ухо:
– Проснулась – а он с меня штаны тащит, рот зажал...
По дощатому полу прошлепали босые ноги – толстяк бежал к
двери. Заколотил в окошечко:
– Господин караульный, за новенькими замечание! Животное
женского пола мне отказывает в сексуальных услугах!
Стукнуло окошечко, и караульный лениво отозвался:
– Пшел вон.
– Господин караульный, я вам докладываю о нарушении правил
согласно распорядку...
Караульный кратко и смачно разъяснил, куда толстяк может
отправляться – после чего окошечко со стуком захлопнулось. Похоже, правила
менялись на ходу... Мазур шепнул Ольге:
– Ложись-ка между мной и стеной на всякий случай...
Глава 5
Виват король, виват!
Это было первое утро, встреченное Мазуром в здешнем
загадочном заточении – и потому он с ходу не смог определить, конечно,
отличается ли оно от прежних угрюмых будней. Однако очень скоро убедился, что
все же отличается...
Едва электронные часы Егоршина коротко пискнули – Мазур
глянул на свои: было восемь. Иркутский эскулап скатился с нар, подбежал к
двери, постучал в окошечко и, стоило тому распахнуться, затараторил:
