– Вот тебе и глушь, – сказала Ольга, глядя туда, где
скрылась за лесом вертушка. – База какая-нибудь?
– А может, – сказал Мазур. – Военных где только
нет... Чует мое сердце, их старик и имел в виду. Эвены ж до сих пор живут как в
каменном веке, им любая техника – нож вострый...
* * *
...Вчерашняя встреча была словно позаимствована из
классического романа ужасов. Часов в одиннадцать утра Мазур причалил к берегу,
привлеченный выстрелами, – у самой воды стоял человек с лошадью и
старательно палил в воздух, явно подавая сигнал. Чуть погодя оказалось, что это
не лошадь, а учаг
[2]
– рогатый стоял равнодушно, даже не
вздрагивая после выстрела, хотя старенькое ружьецо бухало почти у самого его
уха.
Повод оказался самый прозаический, даже, классический –
старый эвен Хукочар отправился порасспросить проплывающих, не найдется ли
огненной воды на продажу. В последние годы из-за шизофренических художеств
перестройки судоходство на Шантаре сократилось раз в двадцать, и со спиртом
стало туговато – это в прежние времена достаточно было помахать с берега
осетром или соболиной шкуркой...
У Хукочара оказались как раз соболиные шкурки – но в заначке
у Мазура была одна-единственная бутылка виски, свято сберегавшаяся для Игарки,
и ярмарки не получилось, хотя Оля и взирала на нежный мех с извечной женской
печалью. Таежный узкоглазый человек принял неудачу с азиатским фатализмом, как
требовал этикет, поговорил о всяких пустяках, а в заключение сказал Мазуру:
– Ты бы дальше не плыл... Плохое место.
– А что там плохого, однако? – спросил Мазур благодушно.
Он чуточку дурачился – только городские россияне полагают, будто сибиряки,
особенно узкоглазые, вставляют это «однако» через слово...
Старик, собрав задубелые морщины в загадочную маску, смотрел
на него взором каменной бабы, совершенно непонятным случайному белому человеку.
Пососал обгрызанный мундштучок трубки и сказал с таким видом, словно объяснил
одной фразой все тайны земли и неба:
– Говорю тебе – там плохие места...
И в подробности вдаваться не пожелал, кратко попрощался,
вскочил на рогатого и потрусил в тайгу, ни разу не оглянувшись. Экипаж
«Ихтиандра», посовещавшись, пришел к выводу, что все это весьма романтично, но
абсолютно беспочвенно. Выводы, естественно, делал главным образом Мазур – хотя
он и наезжал в эти места раз в несколько лет, как-никак родился в Шантарской
губернии и таежных кочевников немного знал. Насколько их можно было знать.
Логика аборигенов странствовала специфическими зигзагами, ничуть не изменившись
с каменного века – в определенном смысле, кое для кого тут и не кончался
каменный век – а потому под «плохими местами» могло подразумеваться все, что
угодно: от просочившейся в Шантару радиации до места, где в сорок четвертом
упал в тайге перегонявшийся с Аляски бомбардировщик. Было, правда, в тайге
легендарное «гиблое место», где якобы погибает все живое, от медведей до птиц –
но устная традиция помещала его меж Ангарой и Катангой, притоком Подкаменной
Тунгуски, то есть километрах в пятистах восточнее их маршрута.
Правда, это послужило хорошим поводом на ночь глядя поболтать
о загадочном, таинственном и жутком. Мазур особенно не старался, но все же
Ольга, когда настала пора навестить перед отходом ко сну близлежащие кусты, не
без смущения потребовала, чтобы меж этими прибрежными кустами и близкой тайгой
разместился законный муж с карабином наперевес. Мазур, похмыкав, разместился –
а кстати, неся стражу, вспомнил: вроде бы где-то писали, будто австралийский
фильм «Пикник под нависшей скалой» основан на реальных событиях.
Однако Австралия лежала очень уж далеко, а в любую здешнюю
чертовщину он не верил. Домового ему, правда, в детстве раз случилось видеть,
но домовой – не чертовщина, а такая же обыденность, как вымерший «таежный
хозяин», именовавшийся в городах снежным человеком. Конечно, где-то в
необозримой здешней тайге до сих пор покоится Золотая Баба и лежат всякие
клады, от домонгольских до колчаковских – но и это опять-таки ничего общего с
чертовщиной не имеет...
Поутру он все же повозился для очистки совести со счетчиком
радиации, прихваченным на всякий случай – кое-где по берегам Шантары и впрямь
зашкаливало, так что к пойманной рыбе следовало относиться бдительно и не
торопиться лопать. Однако ни в воде, ни в воздухе опасного превышения не
наблюдалось – а то превышение, что имелось, было страшно цивилизованному
европейцу, но никак не здешнему уроженцу. Так уж сложилось, что и Шантарск, и
еще с дюжину городков и деревень стоит на урановой руде, крайне бедной, правда.
Иные патриоты уверяют, что благодаря этому Шантарская губерния как раз и
поставила в столицы изрядное число талантов – от художника Сурикова до генсека
Сталина, получившего-де в здешней ссылке могучую подпитку космической
энергетикой. В точности неизвестно, как там обстояло на самом деле, однако
подмечено: именно здешняя ссылка вывела многих в люди. Ленин устроил революцию,
Сталин стал Сталиным, Пилсудский возродил независимую Польшу, а писатель
Штильмарк написал роман «Наследник из Калькутты»... Логично было бы
предположить, что и капитану первого ранга Мазуру – коли уж такая тенденция,
однако – удастся провести предстоящую операцию самым успешным образом. А
наедине с собой можно признаться, что адмиральская звезда ничуть не хуже
адмиральского орла...
– Ну вот и чертовщина, – без всякого страха сказала
Ольга.
Мазур приподнялся на локте, изогнулся, выглядывая из-за
палатки:
– Ну, это не чертовщина, а военщина...
Справа в реку далеко выдавалась желтая песчаная коса – и на
ней, всего метрах в десяти от воды, стоял вертолет. Вполне возможно, тот самый,
что пролетел недавно – пузатый, зелено-пятнистый, легкий камовский
транспортник. Рядом с ним маячили несколько фигурок в защитном.
Мазур присмотрелся. На аварию совсем не походило, вертушка
стояла на трех точках, ничуть не покосившись. Берег, должно быть, твердый –
идеальная посадочная площадка. До вертолета оставалось метров двести, но две
фигурки в хаки уже кинулись к реке, замочив сапоги по щиколотку, ожесточенно
махали руками, недвусмысленно призывая причаливать. На плече у обоих висели
автоматы. Третий, державшийся на сухом месте, тоже был с автоматом.
– Какие приказы, капитан? – спросила Ольга.
– Правь к берегу, – сказал Мазур. – Черт их знает,
какие тут игры, но мы-то люди законопослушные...
Она налегла на румпель, плот шел теперь к косе. Вскоре Ольга
оглянулась на него:
– А как держаться?
– Как я тебя учил, – сказал Мазур. – Если что,
говори чистую правду. Всю, кроме одного-единственного пункта. Я – пехотный
майор в отставке. А если я решу, что говорить надо всю правду, то сам ее и
скажу...
– Может, мы нарушили что-нибудь?
– А что тут можно нарушить? – пожал плечами Мазур,
помогая ей управиться с румпелем. – Ни запреток, ни надписей я не видел
что-то...
