Яма была метров двадцати в длину и в ширину – и глубиной
метров в десять. На дне валялись кости, ветки, какой-то мусор, падалью воняло
вовсе уж нестерпимо, и что-то живое, большое, сильное с недовольным ворчанием
заворочалось прямо под помостом, заскреблось по бетонированным, отвесным
стенкам ямы.
Дружно взвизгнули женщины, и Мазур сообразил наконец что это
и есть пресловутая медвежья яма. Сам инстинктивно отшатнулся от невысокого
барьерчика – а остальные уже жались у запертой калитки.
Но медведя прекрасно было видно и оттуда. Он косолапо вышел
на середину, громадный, неуклюже-грациозный, встал столбиком, шумно нюхая
воздух, развернулся в сторону людей на помосте, коротко, утробно прорычал. И
остался на том же месте – видимо, давно успел сообразить, что людей с этих двух
насестов ему ни за что не стащить, а потому не стоит и суетиться. Медведь –
животное умное, не зря таежный кочевой народ верит, что человек именно от
косолапого амикана
[5]
и произошел... Как любил говаривать
майор Султреков, поддавши, «аю-аю – это вам не баю-баю».
Мазур подошел к краю, осторожненько попробовал барьер
держится вроде бы прочно. Медведь разглядывал его с нехорошим интересом, пустив
из пасти струйку слюны. В тайге, в это время года косолапый почти всегда
безопасен – но этот, Мазуру чутье подсказывало, особенный...
На противоположный помост вышли несколько человек. Медведь
враз повернулся к ним. Кузьмич махнул картузом и крикнул:
– Вот вам, господа, и полная свобода выбора! Кто не хочет
играть в хозяйские игры, перекрестись и сигай вниз! Один вот лодырничать
настроился...
Он посторонился. Двое вытащили на помост отчаянно бьющегося
человека – странно, но он не кричал, молча пытался вырваться. И тут же верзилы,
рывком вздернув его в воздух, перевалили через барьер. Стало видно, что под
мышками у него пропущена петля, он повис на толстой веревке, отчаянно суча
ногами, обеими руками вцепившись в эту самую веревку, попытался даже по ней
взобраться – но веревку быстро вытравливали, человек опускался все ниже. И тут
он завопил так, что волосы вставали дыбом. Медведь оживился, рысцой направился
к тому месту. Мазур застыл, сжав тесаные доски барьерчика. Нечеловеческие крики
проникали под череп, там, на противоположной стороне ямы, перекинули через
ограду свободный конец веревки, и она полетела к земле, свиваясь клубком. Еще
один жуткий вопль, короткое рявканье зверя – и медведь навалился на жертву,
послышался хрип, крики смолкли, слышалось лишь довольное урчание.
Мазур обернулся. Никто не смотрел вниз, все четверо, пряча
лица, сбились в кучу у запертой калитки – сработал, должно быть, сохранившийся
с первобытных времен инстинкт. Ему самому стало жутко, но он справился с собой,
потому что слишком часто видел, на что способны люди в отношении себе
подобных...
Покосился через плечо. Медведь, пятясь задом, волок
неподвижное тело прямо под помост – там у него, видимо, было нечто вроде
берлоги. Следом, размотавшись на всю длину, тащилась веревка. Кузьмина и его
людей на помосте уже не было.
Когда их выпустили с помоста, охранники без команды
отступили подальше – Мазур догадывался, что вид у него не самый добродушный.
Ему нестерпимо хотелось кого-нибудь из них убить, голыми руками, как прекрасно
умел. И неглупый Кузьмич не рискнул сесть на повозку – пошептавшись с одним из
своих, забрал у него коня. В седле он, несмотря на годы, держался неплохо,
поводья держал уверенно. Толстяк начал явственно поскуливать, и Мазур хлопнул
его по шее, чтобы, не дай бог, не распространил истерику на остальных – Ольга и
без того едва сдерживала слезы, а на Викторию вообще не хотелось смотреть.
* * *
...Вертолет взлетел над заимкой, когда повозка выехала из
тайги. Поднявшись метров на пятьдесят, чуть клюнул носом и понесся по прямой, с
шелестящим свистом прошел над повозкой, обдав могучей воздушной струей. Лошади
заржали, метнулись вправо-влево, но тут же успокоились. Проводив вертушку
взглядом, Мазур засек направление, в котором она удалилась чисто машинально,
как будто это могло на что-то пригодиться... Похоже, вертолет тот же самый.
Один из распахнувших ворота караульщиков шустро подбежал к
тяжело слезавшему с коня Кузьмичу, зашептал что-то, тыча рукой в сторону
терема. Кузьмич выслушал, обернулся к вознице и махнул в ту же сторону. Повозка
покатила к парадному крыльцу, окруженная всадниками.
По-прежнему держась поодаль, Кузьмич распорядился:
– Слезайте, миряне, люди на вас посмотреть хотят...
На крыльце показались несколько человек – все в пятнистых
камуфляжных комбинезонах и высоких ботинках, впереди вышагивал Прохор, одетый
точно так же. Мазур разглядывал незнакомцев так, словно собирался запомнить
навсегда, а они таращились на выстроившихся неровной шеренгой пленников с
восторженным ужасом и легкой брезгливостью цивилизованных людей, угодивших в
становище первобытного племени. Определенно это и были иностранные друзья
Прохора – мужики уже не первой молодости, все четверо, но подтянутые, с
прекрасными зубами, розовощекие, а сухопарой светловолосой женщине Мазур готов
был дать с ходу лет двадцать пять, но присмотрелся к ее шее и набавил еще
двадцать. Все пятеро в этой одежде вовсе не казались ряжеными, комбинезоны
сидели на них на удивление ловко – словом, все выглядят опытными охотниками,
крепкими на ногу, сухопарая баба, опережая события, уже смотрит, словно
прицеливается по бегущему...
На рукаве у каждого красовалась большая черная нашивка,
круглая, с золотым ободком, изображением золотого арбалета в центре и
аккуратными мелкими буквами «Охотничий клуб «Золотой арбалет»». Шрифт
латинский: Gunning-club «Golden Arbalest». Ну да, правильно, в английском
«gunning» означает именно р у ж е й н у ю
охоту. Хотя, если уж быть лингвистом, тут более уместно «to poach»
[6]
,
подумал Мазур. И уточнил про себя: ну коли уж пошла такая игра, гады, я вам
тоже могу устроить «cubbing»...
[7]
Поймав взгляд сухопарой блондинки, он усмехнулся и кивнул –
небрежно, чуть ли не презрительно. Должно быть, дама поняла нюансы – поджала
губы, вздернула подбородок. Что-то тихо спросила у Прохора, тот ответил ей
погромче, на английском. Мазур расслышал «спешиэл форсиз» и осклабился. Потом
громко спросил:
– Прохор Петрович, а вы их предупредили, что собираетесь
дать мне пушечку?
Прохор, ухмыльнувшись, спокойно перевел. Тот, что стоял с
ним рядом, высоченный, поджарый, обиженно вскинулся, даже сделал шаг с крыльца,
громко бросил:
– Переведите этому команчу: так даже интереснее, и добавьте,
что я охотился на носорога без подстраховки...
– Команч и так все понял, – ответил Мазур по-английски
же. – До встречи, сэр...
