– Лишь бы мы существовали, – отмахнулся Мазур. –
А все остальное приложится, малыш...
Глава 11
Минус один
Через час Мазур разрешил привал и вновь поделил на всех
банку тушенки – на сей раз справедливости ради забрав ее у толстяка. Не
следовало перегибать палку и в первый же день загонять свой аргиш до полной
вымотанности. Ольга у него претензий не вызывала, супруги, в общем, тоже – но
вот Чугунков... Мало того, что он открыто являл собою слабейшее звено, у Мазура
родилось нехорошее предчувствие, что это звено в самом скором времени лопнет.
На пути им встретилось нехорошее место – распадок, где прямо-таки клубился
гнус, с превеликой охотой набросившийся на взопревшую добычу. Вот тут уж
пришлось по-настоящему паскудно – невесомые твари так и льнули к голой коже,
лезли в глаза, в уши, в рот, Мазур извел полпачки сигарет в попытках обрести
пусть слабую, но защиту. Даже некурящие пыхали табачком, мотая на ходу
головами, как лошади. Гнус прямо-таки доводил до безумия – и хуже всего
приходилось толстяку, он сильнее всех потел и был гол по пояс. Беспрестанно
отмахивался свободной рукой, а потом и узлом, даже взвыл в голос, за что
немедленно получил от Мазура по шее, легонько, впрочем. Хорошо еще, в этой
пытке была и светлая, если можно так выразиться, сторона – никого не
приходилось понукать, все показывали чудеса спортивной ходьбы, чтобы побыстрее
миновать поганое место.
Миновали. С полчаса шли по ровному месту, потом перевалили
сопку – и угодили в великолепный малинник. Грех упускать такой случай, и Мазур
объявил, что дает полчаса на обед. Благо и трудиться не пришлось – на кустах
красовалось неисчислимое множество сизо-рубиновых ягод, переспевшие, они
отваливались от малейшего прикосновения, оставалось пихать горстями в рот. На
высившиеся вокруг кедры Мазур поглядывал с затаенной тоской: в этом году на
шишку был урожай, а орех – штука питательная. Увы, с их подручными средствами
слишком долго пришлось бы возиться с колотом
[8]
, а лезть на
дерево и стряхивагь по шишечке – чересчур тягомотно, да и добыча выйдет
мизерная... Он махнул рукой и стал набивать пузо малиной, проглатывая заодно и
попадавшие в пригоршню листья, чутко прислушиваясь: если поблизости обитает
косолапый, он мимо такого дара природы ни за что не пройдет, будет сюда
наведываться, как в столовую...
Правда, следов ему не попадалось и не встречалось ничего
похожего на звериные тропы. Лишь однажды с дерева зацокала белка, по летнему
времени рыжая, да пронесся, треща крыльями, невеликий табунок рябчиков.
Рябчики, вообще-то, подпускают человека довольно близко, но эта стайка явно
осторожничала. И Мазур окончательно пришел к убеждению, что людьми сии места
посещаются частенько, и живность давно наработала печальный опыт…
Примерно через четверть часа он уже глотал сладкую ягоду
через силу – но желудок следовало набивать всем пригодным в пищу, что только
встретится на пути. Хлеб с тушенкой очень быстро кончатся, а начавши слабеть,
человек в тайге весьма скоро падает духом, и тайга его одолевает... Есть риск,
что от малины прохватит понос, но лучше понос, чем голод. Потом он заметил, что
Егоршин с явным умыслом старается присоседиться к нему поближе, так и крутится
рядом, больше косится, чем рвет ягоду. Мазур подошел вплотную и тихо спросил:
– Что, разговор есть?
Доктор оглянулся на остальных, мрачно и сосредоточенно
обиравших ягоду метрах в десяти, ответил еще тише:
– Может, мы попробуем засаду устроить?
– Мы? – усмехнулся Мазур.
– А что? – лицо у доктора было злое и отчаянное. –
У вас вроде хорошо получается... А я бы ножом, тряхнул шпанистой юностью.
Я ж врач, анатомию знаю...
– А сможете? – пытливо посмотрел на него Мазур.
– Смогу.
Он произнес это довольно уверенно – что Мазура ничуть не
убедило. Даже если доктор в юности кого-то перышком и оцарапал слегка – ох,
многие из нас через это прошли... – это еще не означало, что он годится
для серьезного дела. Уж кто-кто, а Мазур прекрасно знал, как трудно впервые
убивать человека, даже откровенного врага. Опыт юношеских драк на дискотеках и
танцплощадках тут нисколечко не годится. Кроме того, доктора чересчур уж
старательно ломали в тюрьме, и кое-какие рефлексы, ручаться можно, уже въелись
в подсознание...
– Рано, – сказал Мазур. – Погодим. Боюсь, это их
территория, их игровое поле, они тут давно освоились. Нужно добраться до диких
мест, где они тоже будут новичками...
– Не доверяете?
– Горячку не хочу пороть, – не без уклончивости сказал
Мазур. – Тех, на ручье, только потому удалось смять, что они лихой
контратаки ничуть не ожидали. Теперь-то труднее будет... У них, знаете ли, ружей
дочерта.
– А у вас ведь пистолет.
– Толку от него мало против полудюжины стволов.
– Я-то от всей души...
– Понимаю, – сказал Мазур. – И от всей души
отвечаю: рано... Вы мне лучше скажите – массаж делать умеете?
– Да немного.
– Вот это уже лучше, – сказал Мазур. – Это гораздо
полезнее. На привале, вечерком, непременно нужно будет нашим дамам вкатить
хороший массажик, я умею, но коли и вы – совсем даже хорошо.
– Может, еще и этому массажик делать? – Егоршин
неприязненно покосился на толстяка. – Ведь задерживает только... Что бы
тут придумать...
– Это вы насчет бросить, а? – прищурился Мазур.
Доктор завилял взглядом:
– Как колода на ногах...
– Логично и рационально рассуждая, мне бы следовало вас всех
троих с хвоста сбросить, – сказал Мазур, дружески улыбаясь. – Ох, как
мне полегчало бы... Враз и несказанно.
И улыбнулся еще шире, увидев в глазах доктора откровенный
страх. Похлопал его по плечу:
– Вы, главное, простую истину запомните, герр доктор: не
надо торопиться быть дерьмом, это всегда успеется... В нашем положении
особенно. – Поднял голову и прикрикнул: – Рота, стройся! Двигаться
пора... – понизил голос. – И еще один маленький нюанс, доктор. Не
надо на жену коситься, как на законченную тварь. В конце концов, она не по
собственному желанию изощрялась.
– А вы бы на моем месте...
– Бросьте. Мы из тайги выйдем благополучно в
одном-единственном случае: если духом не падем. А вы, пардон, с Викой все это
время держитесь как скот. У вас задача не просто ногами передвигать, а еще и
жену ободрять со всем старанием. Ясно? Приобнимите, пожалейте, по головке
погладьте... Считайте, это приказ. А я свои приказы всю жизнь отдавал так,
чтобы меня слушались... И не стройте иллюзий, будто станете исключением. Пошли.
Он улыбнулся доктору одними губами, без малейшей теплоты в
глазах, проглотил напоследок еще жменю мягкой перезревшей малины и занял место
в арьергарде.
