Прошел к баньке и, перед тем как войти, снова негромко
п о п р о с и л с я. Чиркнул спичкой,
оглядел все углы – куча круглых половиков-самовязов в предбаннике, ржавое
ведро, рассохшаяся кадушка, веник, ставший за все эти годы сухим, словно
египетская мумия. Постоял, подумал, разворошил груду половиков, вытряхнувши
пыль в дверь, соорудил из них некое подобие постели. Жаль, что не нашлось
никакой одежды, пусть и рваненькой. Ночи пока стоят теплые, но если зарядят
дожди или стукнет первая осенняя прохлада...
Вернулся в дом, сказал бодро:
– Нашлась для вас ванна, милые дамы. Шагайте во-он туда и плескайтесь
в полное удовольствие. Только без лишнего шума. Водица скверная, да на
безрыбье... Полотенец, увы, даже я вам тут не достану, обсыхать придется...
Когда женщины ушли, со смешками перешептываясь, Мазур
выглянул в окно, выходящее на улицу. Прислушался. Полнейшая тишина.
– Они, случаем, не подкрадутся? – негромко спросил
доктор.
– Вряд ли, – сказал Мазур. – Сердце у меня ничего
такого не вещует. Меня хорошо учили полагаться на инстинкт и неплохо
поднатаскали, раз я до сих пор жив...
– Послушайте, а кто вы, вообще-то, такой?
– Милейший человек, – сказал Мазур. – Вы еще не
поняли? Вот что, доктор, обрисую вам диспозицию на вечер. Когда похаваем, со
всем старанием сделаете жене массаж. А потом с еще большим старанием
оттрахаете ее так, как ей нравится, чтобы на седьмое небо поплыла.
– Да мне до нее теперь дотронуться...
– А ей до вас, до услужливого подсвечника? – спросил
Мазур грозно-ласково, придвинувшись вплотную. – Вы мне все комплексы
оставьте до более цивилизованных мест. Ясно? Женщины у нас с вами – слабое
звено, это азбука. И мы, как сильный пол – вы ведь себя из сильного пола все ж
не исключаете, а? – их должны подбодрять, личным примером отваги
придавать, и, вообще, делать все, чтобы в меланхолию не скатились. Простите за
вульгаризмы, хорошо оттраханная баба на крыльях летит по жизни. Оттого-то нас
импортный народ в застойные времена и бил почти во всех женских видах спорта –
наши своих лялек держали на монашеском режиме, а ихние с хрена не снимали
вплоть до самых соревнований, вот они потом медали горстями и гребли. Следовало
бы знать, как эскулапу. В общем, не надо мне тут демонстрировать богатый
внутренний мир и философские переживания. Пожрем, схожу на разведку, а потом и
приступайте, благословясь. Понятно?
– Понятно, – угрюмо отозвался Егоршин. – Водки
дадите чуточку?
– Пару глотков, – сказал Мазур. – Вон там лежит.
Я, кстати, Кирилл.
– Вас же вроде как-то по-другому т а м называли...
– Бывает, – сказал Мазур. – Я человек
непоседливый, скучно с одним имечком всю жизнь кантоваться... Доставайте
бутылку. Глотну и я, пожалуй, наркомовские двадцать грамм...
Дамы на огороде задержались надолго. Когда вернулись, от
обеих явственно припахивало тиной, что от твоих русалок, но настроение у них
было прекрасное – насколько возможно в данном положении, вполне весело
перешептывались и пересмеивались на ходу. Чтобы не терять времени даром, Мазур
тут же увел Ольгу в соседнюю комнату и трудился над ней с полчаса, сделав
бодрящий массаж, какого не постыдился бы и его учитель, незабвенной памяти
мичман Шабадан, представленный к Герою Советского Союза за лихие достижения в
теплых южных морях, но так и не получивший звездочки из-за сухопутных
художеств, – дернула нелегкая одного адмирала заангажировать мичмана на
роль массажиста при молодой супруге, отчего грянула надолго развеселившая весь
Черноморский флот история с безумной любовью, анонимками, написанными левой
рукой неким возревновавшим капитан-лейтенантом, и даже натуральной дуэлью на
«Марголиных». Адмирала тихонько выперли в отставку, капитан-лейтенанта с
простреленным ухом загнали на север командовать малым пограничным сторожевиком,
а незаменимый в тот момент Шабадан остался на прежнем месте, вот только получил
в зубы Красное Знамя вместо золотенькой пентаграммы...
– Фантастика, – сказала Ольга, дразняще медленно
застегивая «молнию» курточки. – Как заново родилась и решительно ко всему
готова...
– Намек понял, – сказал Мазур. – Но постараюсь
усыпить в себе зверя – мне еще, лапа, на разведку идти...
– Куда это?
– Да пустяки, – сказал он. – На скалу залезу и
гляну вокруг соколиным оком, может, и усмотрю что интересное. А потом и для
себя немного поживем – по деревне погуляем за околицею, авось соловья
услышим... Не доводилось по деревне с хахалем гулять?
– А то, – сказала Ольга. – Меня, между прочим, на Селигере
три ночи агроном обхаживал. Все пять стихов прочитал, какие знал, а блоковский
вирш даже за свой выдал. Ты клыки не оскаливай, это еще до тебя было, да и не
пошла я с ним в старую-то кузницу соловьев слушать – во-первых, какие в кузнице
соловьи, а во-вторых, не было у него шарма, лапать лез без всякой фантазии...
– Смотри у меня, женщина с прошлым, – сказал Мазур.
– Сам смотри, – сказала Ольга без всякого трепета перед
грозным мужем, понизила голос. – На тебя Вика глаз положила, так и
косится, очень ты ей, супермен такой, в душу запал. Мы там почирикали малость
по бабьему обычаю.
– Ну и? – с любопытством спросил Мазур.
– Да так... Муженек, жалуется, тряпка и истерик. А ей к
мужику прислониться хочется, как к бетонному доту... В общем, не жизнь, а
нескладуха. Они уж разводиться собирались, вот и подались на таежные каникулы,
чтобы попробовать разбитые чувства склеить. А тут новые приключения...
– Ясно, – сказал Мазур, прислушался. – Ну, похоже,
и там массаж кончился, пошли вечерять...
Сам он есть, правда, не стал – пока доктор возился с банкой,
принес из сеней свою куртку, присмотрелся, протянул:
– А собственно, зачем мне куртка с рукавами?
Откромсал их ножом и принялся резать на ленточки.
– И что будет? – спросила Ольга.
– Веревочки, – сказал Мазур. – Вещь в хозяйстве
необходимая. Снаряжением надо обрастать, вот что... Ладно, вы мне тут
бутербродик приберегите, а я пошел. Оль, я по устоявшемуся обычаю пушку тебе
оставляю, посматривай и послушивай тут...
Он отметил, что незадачливые супруги, похоже, начали друг к
другу полегоньку оттаивать, уже не отворачиваются, как чужие, сидят рядышком и
вполне дружелюбно переглядываются. Ну и ладненько.
Перешел улицу, прошел меж двумя заборами, сделал крюк и стал
взбираться вверх по залитому лунным светом склону. Та сторона скалы, что была
обращена к деревне, являла собой голый камень, почти отвесно вздымавшийся
метров на двести, зато другая была относительно пологой, даже деревья кое-где
росли. Встречи со зверем он не боялся – нечего нормальному зверю делать на таком
утесе, – а вот кое-чего д р у г о г о...
Смешно, конечно, но Мазур ничего не мог с собой поделать – вновь проснулись
полузабытые детские страхи и давние байки ожили в памяти. В городе легко над
этим посмеиваться, но здесь... Он даже оглянулся пару раз – почудилось за
стволом некое шевеление.
