– С-сука, – сказал он. – Козел. Гандон гребаный,
убил бы...
И в самом деле убил бы. За бинокль и подчищенные под метелку
нехитрые запасы еды. Лук – ерунда, запасная тетива в кармане безрукавки, и
праща – вот она, не стал ее доктор красть, обращаться не умеет. Несомненно, он
забрал бы и остальные фляжки – да вот незадача, рук не хватило, тащить было бы
неудобно...
– Бля, убью... – выдохнул Мазур, прекрасно понимая, что
не убьет – где искать? Как искать?
Хорошо еще, три оставшихся пачки сигарет в кармане лежали –
иначе и их бы прихватил, сука, от комаров отбиваться... Конечно же, не было
никакого незнакомца в комбинезоне. Да, с бухты-барахты такое не выдумаешь, тут
все обмозговать нужно...
– Карманы проверьте, – бросил Мазур женщинам. –
Живо!
Вика, моргая, таращилась на него – и вдруг, Мазур по лицу
видел, поняла. Словно постарела вдруг. Протянула:
– Быть не может...
– Может, – сказал он жестко. – Карманы проверьте,
кому говорю! Обе!
Вика опустила руки в карманы, зябко повела плечами – и
показала ему пустые ладони, прошептала:
– Спички пропали...
Ольга, зло поджав губы, продемонстрировала Мазуру вывернутые
карманы – и у нее, скот, исхитрился оставшиеся полкоробка вынуть...
– Ерунда, девочки, – сказал он без особой
грусти. – У меня еще две коробки, как чуяла душа. Лук сделаю новый,
это нетрудно, а в тайге, откровенно говоря, чем меньше народу в группе, тем и
лучше – и прокормить легче, и вообще...
– То-то мне показалось, в карманы лезут... – сказала
Ольга. – С чего это он вдруг...
– Он не вдруг, – сказал Мазур. – Он, выползок, все
хорошо прикинул. Решил, что в одиночку будет легче. Вика, он ориентироваться по
солнцу что, умеет?
– Немного, – мертвым голосом сказала Вика, кивая,
словно механическая кукла. – Турист все-таки.
– Ну, понятно, – сказал Мазур. – Поскольку у нас все
шло, в общем, как по маслу, решил, что и один справится. Конечно, может из
тайги и выйти, если человек подонок, это еще не означает, что он неловкий и
неумелый... Но признаюсь честно, Виктория, если наши тропки где пересекутся, я
ему все ребра пересчитаю так вдумчиво, что и ЭВМ лучше не справится...
Вика долго и безнадежно смотрела на него, потом присела на
корточки и захлебнулась плачем. Рыдала долго и самозабвенно, размазывая слезы
ладонями. Мазур ей не мешал, а сунувшуюся утешать Ольгу поймал за косу и,
сделав страшное лицо, отвел в сторонку, шепнул:
– Иди пописай, жалельщица...
Потому что самое лучшее в таком положении – дать выплакаться
всласть, и точка. Она же не от нежданной разлуки с муженьком плачет, даже не от
обиды за предательство – просто переполнила чашу эта поганая капелька, вот
и хлынуло в три ручья...
Дождавшись, когда всхлипывания стали совсем редкими –
скукожилась, спрятав лицо в колени, вздрагивала молча, – сел на корточки
рядом, погладил по плечу и сказал:
– Хватит, дуреха. Подумаешь, сокровище. Никто тебя не
бросит, лапа. Выведу как-нибудь... Иди-ка живо да сполосни очаровательную
физиономию ключевой водичкой. Нам в тайге нужны женщины собранные и
решительные, амазонки, понимашь... И вообще, в путь-дорогу пора. Завтрак наш
еще где-то в лесу бегает...
Она повиновалась, все еще горестно вздыхая. Никак нельзя
сказать, что нежданное горе ее сломало, но шагала по тайге, как робот,
замкнувшись в себе наглухо. Мазур ее и не пытался развлекать – перебедует, сама
успокоится. У него и так хватало забот – высматривал подходящее деревце для
лука, а параллельно пулял из пращи по всем встречным птицам, чтобы раздобыть
перьев на стрелы.
* * *
...Получилось так, что будущим ужином они были отчасти
обязаны Вике. Именно она провалилась ногой в довольно глубокую ямку, изгваздав
и кроссовку, и штанину пометом. За последние дни все как-то отвыкли от излишней
брезгливости – поэтому Вика, все еще печальная, молча принялась вытирать травой
испачканные места, не проявив никакого интереса к ямке. Зато Мазур мгновенно
сделал стойку не хуже вышколенного пойнтера.
Ямка, кровь из носу, была барсучьим сортиром. Барсук – зверь
чистоплотнейший, в норе не допустит ни малейшей грязи. Выкапывает ямки, гадит
туда, а когда наполнятся, старательно закапывает. От норы они расположены не
очень близко, но и не особенно далеко...
Объявив привал, Мазур не побрезговал исследовать содержимое
ямки органолептическим способом, то бишь поковыряв пальцем и обнюхав оный.
Выходило, что дерьмецо очень даже свежее. Он принялся ходить по лесу кругами,
расширяя спираль – и минут через двадцать обнаружил в заросшем кустами овражке
нору. Не остановился на этом и продолжал поиски, пока не нашел «черный ход»,
запасной выход и убедился что он – единственный. Хозяин пребывал дома, в этом
Мазур и не сомневался: барсук – зверь ночной, в светлое время отсыпается.
Дальше было совсем просто. Парадный ход он наглухо запечатал
срубленными вершинками молодых сосенок, не удовольствовавшись этим, поставил на
страже Ольгу, вручил ей свежевырезанный кол и велел намертво позабыть ее
любимого писателя Джеральда Даррелла, грохнуть хозяина норы по башке от всей
души, едва только покажется. Или, в крайнем случае, если в душе победит
гуманизм, визжать при появлении барсука в полный голос.
Сам он, оторвав от куртки подкладку, пропихнул ее поглубже в
«черный ход» и поджег, а когда занялось, стал подбрасывать сухие ветки, потом
траву.
Минут десять все было спокойно. Дым тянулся из дыры, но
большая часть валила внутрь. Занеся кол, Мазур терпеливо ждал.
Изнутри словно даванул здоровенный поршень – в снопе искр
вылетели наружу горящие сучки, трава, окутанный этим сюрреалистическим облаком,
хозяин норы опрометью рванул на свежий воздух. Стоявший над норой сбоку, Мазур
грохнул его по загривку колом – аккуратно и четко, как прикладом на тренировке.
Барсук покатился кубарем и затих. Для верности Мазур добавил еще раз, чтобы
наверняка сломать шею. Перевел дух, ощущая знакомую каждому охотнику горделивую
усталость. Сосновой веткой смахнул с шерсти искры, подхватил трофей за задние лапы
и поволок к парадному входу. Отъедавшийся на зиму барсучище весил килограммов
пятнадцать – чуть ли не в метр длиной, с длинным хвостом, черным животом, в
богатой, серовато-желтой шубе, с забавной полосатой мордой. Шерсть была грубая,
щетинистая, но ничего, сойдет...
– Добытчик у тебя муж? – гордо сказал Мазур, кладя
тяжелую ношу у Ольгиных ног.
Она бросила кол, опустилась на коленки, потрогала морду:
– Красивый какой... Жалко, – и торопливо добавила: – Но
есть-то надо.
– Верно, – сказал Мазур. Взял барсука за лапу и
продемонстрировал внушительные когти: – Видала? Если бы тебе этот красавчик от
души двинул по пузу, мало бы не показалось... Вика где?
