* * *
...Им сели на хвост уже в Порту, когда семерка возвращалась
из чужого пекла, унося невеликий железный чемоданчик-кассету, с бумагами,
которые адмиралы одной стороны не обменяли бы и на бриллианты по весу, а
адмиралы другой как раз обменяли бы, подвернись им возможность уладить дело
чейнджем. Именно там они и нашли Володю Чемякина с крутым местным сержантом – в
неузнаваемом почти виде. Случайную группочку «синих аксельбантов», это
устроивших, ребята Мазура кончили наспех, но катер те успели спалить – вместе с
аквалангами, подводными буксировщиками и прочей роскошью, предназначенной для
потаенного отхода. Получалось насквозь хреново – в Порт вот-вот должны были
ворваться джипы с погоней, судно-база торчало за пределами территориальных вод,
имея строжайшие инструкции в таковые не входить, рация, правда, работала и даже
обещала подбросить на выручку корабль правительственных ВМФ, но верилось в это
плохо – Мазур помнил, что почти все корабли незадачливого президента заперты в
бухте тройной цепочкой морских мин, выброшенных ночью с вертолетов. Такая уж
шла игра, флот стоял за президента, авиация – за претендента, а сухопутные силы
причудливо раскололись примерно пополам...
Он послал Турундаева поджечь емкости с горючим – очень уж
удобно были расположены, пылающий бензин отрезал бы мол, где они засели, от
всего остального мира. Все понимали, что поджигатель живым уйти не успеет, и
Турундаев тоже – но пошел, конечно. И поджег. И получилось все, как Мазур
рассчитывал: джипы появились-таки, но охотнички остановились перед стеной огня,
понемногу захватывавшей и склады, постреливали наугад сквозь пламя и на двух
диапазонах требовали подмоги. Перехвативший их переговоры Морской Змей сообщил,
что они вызвали вертолеты, так что развязка – вопрос времени.
И они лежали на молу, потому что ничего другого делать не
могли, могли только ждать, а стоявшая тут же рация бубнила открытым текстом,
хоть и условными терминами радист базы призывал их к бодрости духа, словно
ребенка конфетами, прельщал кораблем – и надсажался до тех пор, пока Морской
Змей точным грациозным пинком из положения лежа не сбил рацию в воду, и она потонула,
даже не булькнув.
А поскольку чудеса на войне нередки – корабль пришел, еще
издали паля по замаячившим на горизонте вертолетам из носового «Бофорса», в
гавань ворвался серо-стальной, изящно-хищный фрегат шведской постройки под
правительственным флагом, лихо отшвартовался у мола, и на него сыпанула здешняя
морская пехота – кофейного цвета орелики из одного с президентом племени, в
чистеньких «леопардовых» комбинезонах, свеженькие и даже выбритые, бля...
Ну, наградили, конечно. А за рацию он потом отписывался в
четырех экземплярах, как старший группы. Четырежды заверял своей незамысловатой
подписью, что данный портативный агрегат инвентарный номер такой-то все же
получил непоправимые повреждения в ходе операции, а не продан на знаменитой
столичной толкучке.
Там, на известном всему континенту базаре, на него и
наскочил полуколдун-полуюродивый, каких в столице водилось изрядно, – в
удивительно чистом белом балахоне с коричневой вышивкой, ритуальными насечками
на щеках, увешанный амулетами, как Брежнев орденами. Долго следовал
параллельным курсом, суя под нос то загадочные лечебные корешки, то корявые
эбеновые фигурки, порывался гадать, а потом заорал вслед на здешней базарной
латыни, дикой смеси семи языков, европейских и окрестных:
– Бойся третьего пожара, сотник! Третьего пожара бойся!
Если перевести его чин в старинные местные ранги, то Мазур,
пожалуй, и впрямь был тогда сотником. Он, как и положено, тут же заложил
колдуна резиденту, чтобы проверили как следует, пресловутое местное ясновидение
тут замешано, или что-то другое, но результатов проверки уже не узнал:
сделавшую свое группу отправили домой, в столице началась заварушка, и с
резидентом он больше никогда не встречался – тот был сухопутчиком.
* * *
...Притоптал окурок подошвой и пошел обратно. Чиркнул
спичкой и шагал, держа ее на вытянутой руке, пока впереди не забрезжил
колышущийся отсвет костра. В пещере ничего почти не изменилось, только Вика не
лежала, а сидела, притянув колени к подбородку, обхватив их руками, глядя в
огонь неотрывно и тоскливо.
– Вот кстати, – сказала Ольга. – А то мне бы в
кустики, а одной страшно. Пошли, проводишь.
– Здесь пещер полно... – неохотно встал он.
– Да ну, не будем в квартире гадить...
Однако, оказавшись снаружи, она в кустики не пошла. Встала
вплотную к нему, машинально оглянулась на черный вход и прошептала:
– Надо что-то делать. Эта принцесса на горошине вконец
расклеилась. Еще немножко – и крыша поедет, точно. Бывают такие беззащитные
создания. Мне уже страшно...
Мазур безнадежно пожал плечами:
– Ну, что ты мне делать прикажешь?
Ольга помялась и, глядя ему в глаза, прямо-таки
распорядилась:
– Иди ее трахни. На неврастеничек прекрасно действует. Пещер
тут и в самом деле куча...
– Ты что, любимая супруга? – Мазур немного
оторопел. – Что, вот так вот...
– Да придется мне перетерпеть, – нехотя проговорила
Ольга. – Пользы дела для. Она тут всхлипывает, что совершенно чужая, что
мы ее бросим завтра, как кутенка... Придется тебе ради ободрения постараться.
Только не притворяйся, будто станешь над собой насилие совершать, знаю я
тебя... Кинешь ей пару палок, чтобы повеселела.
– Лексикончик у тебя, интеллектуалка... – хмыкнул
Мазур.
– Да ладно тебе, – устало сказала Ольга. – Не вижу
я что-то другого допинга, вот и все. Точно тебе говорю: если она еще и ночь
пропечалится, завтра на спине тащить придется. А то и вовсе подвинется на этом
пунктике... Раз уж такая жизнь пошла первобытная, единожды я тебе прощу. Из
женской солидарности, жалко дуру. Я к ней немного присмотрелась – без поддержки
и опоры моментально в кисель превращается...
Вернувшись в «гостиную», Мазур растерянно затоптался –
всякое в жизни бывало, но в столь пикантном и запредельном положении еще не
увязал. Расскажи кому – не поверят. Юмор и сложность в том, что Вика ему
нравилась, еще и из-за того, наверное, что являла собою полную
противоположность Ольге – во всем, от внешности до характера – полные антиподы.
Ольга неожиданно облегчила ему задачу: присела у огня,
перевернула тяжелые, курящиеся парком куски мяса и будничным тоном бросила:
– Массаж делать будешь? Вика жаловалась, ногу сводит...
– Я не жалуюсь... – бесцветным голосом произнесла Вика.
– Да жаловалась, – махнула рукой Ольга. – Кирилл,
займись-ка делом, что ты торчишь, как часовой у Мавзолея...
Пожалуй, ее голос не был безразличным – не столь уж и легко
давалось этакое благородство души, встречавшееся разве что в дамских романах
начала века. Впрочем, те романы эротику целомудренно не затрагивали... Мазур
все еще торчал у огня, чувствуя себя неуклюжим, как собака на заборе. Ольга
глянула на него и с выразительной гримасой постучала себя пальцем по голове.
