– Придется подождать, пока обогреватель наберет силу, –
сказал он.
– Не беспокойся. Мне уже тепло.
Он взглянул на Сару и увидел на ее лице капельки пота.
– Может, отвезти тебя в больницу? – спросил он. – Если это
ботулизм, то дело серьезное.
– Нет, все в порядке. Мне бы только добраться до дома и лечь
в постель. Завтра утром, если что, позвоню в школу и снова завалюсь спать.
– Не волнуйся, спи себе. Я позвоню за тебя.
Она благодарно взглянула на него.
– Позвонишь?
– Конечно.
Они уже выезжали на главную магистраль.
– Извини, что не могу поехать к тебе, – сказала Сара. – Мне
очень жаль. Правда.
– Ты ни при чем.
– А кто же? Я съела испорченную сосиску. Бедняжка Сара.
– Я люблю тебя, Сара, – сказал Джонни. Итак, слово было
произнесено, его нельзя было взять обратно, оно повисло между ними в ожидании
какого-то продолжения.
– Спасибо, Джонни, – только и могла ответить Сара.
Они продолжали путь в приятном молчании. Была уже почти
полночь, когда Джонни завернул машину к ее подъезду. Сара дремала.
– Эй, – сказал он, выключив мотор и легонько теребя ее. –
Приехали.
– Ох… хорошо. – Она села прямо и плотнее запахнулась в шубу.
– Ну как ты?
– Лучше. Ноет желудок, и спина болит, но лучше. Джонни,
езжай на машине в Кливс.
– Не стоит, – сказал он. – Еще кто-нибудь увидит ее утром
перед домом. Ни к чему нам эти разговоры.
– Но я же собиралась поехать с тобой…
Джонни улыбнулся:
– Вот тогда стоило бы рискнуть, даже если бы пришлось пройти
пешком три квартала. Кроме того, я хочу, чтобы машина была у тебя под рукой на
тот случай, если ты передумаешь насчет больницы.
– Не передумаю.
– А вдруг. Можно я зайду и вызову такси?
– Конечно.
Они вошли в дом, и едва Сара зажгла свет, как у нее начался
новый приступ дрожи.
– Телефон в гостиной. Пойду-ка я лягу и укроюсь пледом.
Гостиная была маленькая и без всяких излишеств; от сходства
с казармой ее избавляли лишь броские занавески, изрисованные цветами немыслимых
форм и оттенков, да несколько плакатов на стене: Дилан в Форест-Хиллс, Баэз в
Карнеги-холл, «Джефферсон эйрплейн» в Беркли, «Бэрдс» в Кливленде.
Сара легла на кушетку и до подбородка натянула плед. Джонни
озабоченно смотрел на нее. Лицо Сары было белое, как бумага, лишь под глазами
темные круги. Она выглядела действительно больной.
– Может, мне остаться на ночь, – сказал он. – Вдруг
что-нибудь случится…
– Например, маленькая, с волосок, трещинка в шейном
позвонке? – Она взглянула на него с печальной улыбкой.
– Ну… Мало ли что.
Зловещее урчание в животе решило дело. Она искренне
собиралась закончить ночь в постели с Джоном Смитом. Правда, из этого ничего не
вышло. Не хватало теперь еще прибегнуть к его помощи, когда ее станет тошнить и
она побежит в туалет глотать «Пепто-Бесмол».
– Все будет в порядке, – сказала она. – Это испорченная
сосиска, Джонни. Ты запросто мог съесть ее сам. Позвони мне завтра, когда у
тебя будет перерыв.
– Ты уверена?
– Да.
– Ладно, парнишка. – Решив больше не спорить, он поднял
трубку и вызвал такси. Она закрыла глаза, убаюканная и успокоенная его голосом.
Ей особенно нравилась в Джонни его способность делать всегда то, что нужно, что
от него хотят, не думая о том, как он при этом выглядит. Прекрасная черта. Она
слишком устала и чувствовала себя слишком паршиво, чтобы еще играть сейчас в
светские игры.
– Готово, – сказал он, вешая трубку. – Они пришлют такси
через пять минут.
– По крайней мере у тебя теперь есть чем заплатить, –
сказала она улыбаясь.
– Чаевых не пожалеем, – отозвался он, подражая известному
комику Филдсу.
Он подошел к кушетке, сел, взял ее за руку.
– Джонни, как ты это сделал?
– Ты о чем?
– Колесо. Как это тебе удалось?
– Какое-то озарение, вот и все, – сказал он без особой
охоты. – У каждого бывают озарения. На лошадиных бегах или при игре в очко,
даже в железку.
– Нет, – сказала она.
– Что – нет?
– Не думаю, что у каждого бывают озарения. То было что-то
сверхъестественное. Меня… это даже напугало немного.
– Правда?
– Да.
Джонни вздохнул.
– Время от времени у меня появляются какие-то предчувствия,
вот и все. Сколько я себя помню, с самого раннего детства. Мне всегда удавалось
находить потерянные вещи. Как этой маленькой Лизе Шуман в нашей школе. Ты ее
знаешь?
– Маленькая, грустная, тихая Лиза? – Она улыбнулась. – Знаю.
На моих уроках практической грамматики она витает в облаках.
– Она потеряла кольцо с монограммой школы, – сказал Джонни,
– и пришла ко мне в слезах. Я спросил ее, смотрела ли она в уголках верхней
полки своего шкафчика для одежды. Всего-навсего догадка. Но оно оказалось там.
– И ты всегда мог это делать?
Он засмеялся и покачал головой.
– Едва ли. – Улыбка слегка угасла. – Но сегодня чувство было
особенно сильным, Сара. Это Колесо… – Он слегка сжал пальцы и разглядывал их
насупившись. – Оно было вот здесь. И вызывало чертовски странные ассоциации.
– Какие?
– С резиной, – произнес он медленно. – Горящей резиной. И
холодом. И льдом. Черным льдом. Все это было где-то в глубинах моей памяти. Бог
знает почему. И какое-то неприятное чувство. Как будто предостережение.
Она внимательно посмотрела на него, но ничего не сказала.
Его лицо постепенно прояснилось.
– Но что бы это ни было, сейчас все прошло. Может, так
показалось.
– Во всяком случае, подвалило на пятьсот долларов, – сказала
она. Джонни засмеялся и кивнул. Больше он не разговаривал, и она задремала,
довольная, что он рядом. Когда она очнулась, по стене разлился свет фар,
проникший в окно. Его такси.