Выбирай, шептал внутренний голос. Выбирай, не то они выберут
за тебя, они вырвут тебя из этого непонятного места, как врачи вынимают ребенка
из утробы матери посредством кесарева сечения.
А затем к нему приблизилось лицо Сары – она находилась
где-то рядом, однако ее лицо было не таким ярким, как другие склоненные над ним
лица. Она должна была быть где-то здесь, встревоженная и испуганная. Теперь она
почти принадлежала ему. Он это чувствовал. Он собирался просить ее руки.
Вернулось чувство беспокойства, более сильное, чем
когда-либо, и теперь оно было связано с Сарой. Но еще сильнее было желание
обладать ею, и Джонни принял решение. Он повернулся спиной к темноте, а когда
позже оглянулся, темнота исчезла; рядом со стулом – ничего, кроме гладкой белой
стены комнаты, в которой он лежал. Вскоре он начал понимать, где находится, –
конечно же, в больничной палате. Темный проход почти не остался в памяти, хотя
и не забылся окончательно. Но более важным, более насущным было другое: он –
Джон Смит, у него есть девушка по имени Сара Брэкнелл, и он попал в страшную
автомобильную катастрофу. Наверное, ему повезло, раз он жив, и хорошо бы еще не
превратиться в калеку. Возможно, его привезли в городскую больницу Кливс Милс,
но скорее всего это «Ист-Мэн медикэл сентр». Он чувствовал, что пролежал здесь
долго – может, он находился без сознания целую неделю или дней десять. Пора
возвращаться к жизни.
Пора возвращаться к жизни. Именно об этом думал Джонни,
когда все стало на свои места и он открыл глаза.
Было 17 мая 1975 года. Его соседа по палате, мистера
Старрета, давно уже выписали с наказом совершать прогулку в две мили ежедневно
и следить за едой, чтоб уменьшить содержание холестерина. В другом конце палаты
лежал старик, проводивший изнурительный пятнадцатый раунд схватки с чемпионом в
тяжелом весе – раковой опухолью. Он спал, усыпленный морфием. Больше в палате
никого не было. 3.15 пополудни. Экран телевизора светился зеленоватым светом.
– Вот и я, – просипел Джонни, ни к кому не обращаясь. Его
поразила слабость собственного голоса. В палате не было календаря, и он не мог
знать, что отсутствовал четыре с половиной года.
Минут через сорок вошла сестра. Приблизилась к старику,
сменила капельницу, заглянула в туалет и вышла оттуда с голубым кувшином из
пластика. Полила цветы старика. Возле его кровати было с полдюжины букетов и
много открыток с пожеланиями выздоровления, стоявших для обозрения на столике и
на подоконнике. Джонни наблюдал, как она ухаживала за стариком, но не испытывал
никакого желания еще раз заговорить.
Сестра отнесла кувшин на место и подошла к койке Джонни.
Собирается перевернуть подушки, подумал он. На какое-то мгновение их взгляды
встретились, но в ее глазах ничто не дрогнуло. Она не знает, что я проснулся.
Глаза у меня были открыты и раньше. Для нее это ничего не значит.
Она подложила руку ему под шею. Рука была прохладная и
успокаивающая, и в этот миг Джонни узнал, что у нее трое детей и что у младшего
почти ослеп один глаз год назад, в День независимости. Несчастный случай во
время фейерверка. Мальчика зовут Марк.
Она приподняла голову Джонни, перевернула подушку и уложила
его вновь. Сестра уже стала отворачиваться, одернув нейлоновый халат, но затем,
озадаченная, оглянулась. Очевидно, до нее дошло, что в глазах больного
появилось нечто новое. Что-то такое, чего раньше не было.
Она задумчиво посмотрела на Джонни, уже снова почти
отвернулась, когда он сказал:
– Привет, Мари.
Она застыла, внезапно зубы ее резко клацнули. Она прижала
руку к груди, чуть ниже горла. Там висело маленькое золотое распятие.
– О боже, – сказала она. – Вы не спите. То-то я подумала,
что вы сегодня иначе выглядите. А как вы узнали мое имя?
– Должно быть, слышал его. – Говорить было тяжело, ужасно
тяжело. Пересохший язык едва ворочался.
Она кивнула.
– Вы уже давно приходите в себя. Я, пожалуй, спущусь в
дежурку и позову доктора Брауна или доктора Вейзака. Они обрадуются, что вы
проснулись… – На какое-то мгновение сестра задержалась, глядя на него с таким
откровенным любопытством, что ему стало не по себе.
– Что, у меня третий глаз вырос? – спросил он.
Она нервно хихикнула:
– Нет… конечно, нет. Извините.
Его взгляд остановился на ближайшем подоконнике и
придвинутом к нему столике. На подоконнике – большая фиалка и изображение
Иисуса Христа – подобного рода картинки с Христом любила его мать, на них
Христос выглядел так, будто готов сражаться за команду «Нью-йоркские янки» или
участвовать в каком-нибудь легкоатлетическом соревновании. Но картинка была…
пожелтевшей. Пожелтевшая, и уголки загибаются. Внезапно им овладел удушающий
страх, будто на него накинули одеяло.
– Сестра! – позвал он. – Сестра!
Она обернулась уже в дверях.
– А где мои открытки с пожеланиями выздоровления? – Ему
вдруг стало трудно дышать. – У соседа вон есть… неужели никто не присылал мне
открыток?
Она улыбнулась, но улыбка была деланной. Как у человека,
который что-то скрывает. Джонни вдруг захотелось, чтобы она подошла к койке.
Тогда он протянет руку и дотронется до нее. А если дотронется, то узнает все,
что она скрывает.
– Я позову доктора, – проговорила сестра и вышла, прежде чем
он успел что-то сказать. Он испуганно и растерянно взглянул на фиалку, на
выцветшую картинку с Иисусом. И вскоре снова погрузился в сон.
– Он не спал, – сказала Мари Мишо. – И говорил связно.
– Хорошо, – ответил доктор Браун. – Я вам верю. Если раз
проснулся, проснется опять. Скорее всего. Зависит от…
Джонни застонал. Открыл глаза. Незрячие, наполовину
закатившиеся. Но вот он вроде бы увидел Мари, и затем его взгляд
сфокусировался. Он слегка улыбнулся. Но лицо оставалось угасшим, будто
проснулись лишь глаза, а все остальное в нем спало. Ей вдруг показалось, что он
смотрит не на нее, а в нее.
– Думаю, с ним все будет в порядке, – сказал Джонни. – Как
только они очистят поврежденную роговицу, глаз станет как новый. Должен стать.
Мари от неожиданности открыла рот, Браун посмотрел на нее
вопросительно:
– О чем он?
– Он говорит о моем сыне, – прошептала она. – О Марке.
– Нет, – сказал Браун. – Он разговаривает во сне, вот и все.
Не делайте из мухи слона, сестра.
– Да. Хорошо. Но ведь он сейчас не спит, правда?
– Мари? – позвал Джонни. Он попробовал улыбнуться. – Я,
кажется, вздремнул?
