– И давно это с ней? – тихо спросил Джонни.
Герберт покачал головой.
– После твоей катастрофы ей все хуже и хуже. Но началось
значительно раньше. Ты же знаешь. Сам помнишь.
– А она…
– Не думаю. На Юге есть люди, которые укрощают змей. Их я
назвал бы сумасшедшими. Она до такого еще не дошла. А как ты, Джонни? По
правде?
– Не знаю, – сказал Джонни. – Папа, где Сара?
Герберт наклонился и зажал ладони между колен.
– Мне не хотелось бы говорить тебе об этом, Джон, но…
– Она замужем? Она вышла замуж?
Герберт молчал. Не глядя на Джонни, он кивнул головой.
– О боже, – произнес Джонни глухо. – Этого-то я и боялся.
– Вот уже три года, как она миссис Уолтер Хэзлит. Он юрист.
У них мальчик. Джон… никто ведь не верил, что ты очнешься. За исключением,
конечно, твоей матери. Ни у кого из нас не было оснований верить, что ты
придешь в себя. – Его голос виновато дрожал. – Доктора говорили… да наплевать,
что они говорили. Даже я сдался. Мне чертовски стыдно признаться, но это
правда. Единственная моя просьба – постарайся понять меня и… Сару.
Джонни пытался было сказать, что понимает, но вместо слов у
него вырвался какой-то слабый сиплый стон. Он вдруг стал немощным, старым, и
внезапно на него нахлынуло чувство невозвратимой потери. Упущенное время
придавило его, подобно груде камней, – он даже физически ощутил тяжесть.
– Джонни, не расстраивайся. Столько всего кругом. Хорошего.
– К этому… надо еще привыкнуть, – выдавил он.
– Да. Я знаю.
– Ты ее видишь?
– Время от времени переписываемся. Мы познакомились после
катастрофы. Она хорошая девушка, действительно хорошая. По-прежнему преподает в
Кливсе, но, насколько я понимаю, хочет оставить работу в июне. Она счастлива,
Джон.
– Прекрасно, – с трудом произнес он. – Рад, что хоть кто-то
счастлив.
– Сынок…
– Надеюсь, вы тут не секретничаете, – весело произнесла Вера
Смит, входя в палату. В руках у нее был запотевший кувшин. – Они сказали, что
фруктовый сок тебе давать еще рано, Джонни, так что я принесла имбирное пиво.
– Отлично, мам.
Она переводила взгляд с Герберта на Джонни и снова на
Герберта.
– Вы секретничали? Почему у вас такие вытянутые физиономии?
– Я просто говорил Джонни, что ему предстоит потрудиться,
если он хочет скорее выйти отсюда, – сказал Герберт. – Хорошо подлечиться.
– А зачем говорить об этом? – Она налила пиво в стакан. –
Теперь и так будет все в порядке. Вот увидишь.
Она сунула соломинку в стакан и протянула его Джонни.
– Выпей все, – сказала она, улыбаясь. – Тебе полезно.
Джонни выпил до дна. Пиво отдавало горечью.
– Закройте глаза, – сказал доктор Вейзак.
Это был небольшого роста толстячок с невероятно ухоженной
шевелюрой и пышными бакенбардами. Его волосы раздражали Джонни. Если бы пять
лет назад человек с прической Вейзака появился в любом баре восточного Мэна,
тут же собралась бы толпа зевак и его, учитывая почтенный возраст, сочли бы
вполне созревшим для сумасшедшего дома.
Ну и копна!
Джонни закрыл глаза. Его голову облепили электрическими
датчиками. Провода тянулись от контактов к укрепленному на стене
электроэнцефалографу. Доктор Браун и сестра стояли у аппарата, из него, тихо
жужжа, выползала широкая лента с графическими кривыми. Джонни предпочел бы,
чтобы сегодня дежурила Мари Мишо. Ему было страшновато.
Доктор Вейзак дотронулся до его век и Джонни дернулся.
– Ну-ну… не шевелитесь, Джонни. Еще немного, и все. Вот…
тут.
– Готово, доктор, – сказала сестра.
Тихое жужжание.
– Хорошо, Джонни. Вам удобно?
– Ощущение такое, будто у тебя монеты на веках.
– Да? Вы быстро привыкнете. Сейчас я все объясню. Попрошу
вас представить себе различные предметы. На каждый образ я дам секунд десять, а
всего вам нужно подумать о двадцати предметах. Понятно?
– Да.
– Очень хорошо. Начинаем. Доктор Браун?
– Все готово.
– Прекрасно. Джонни, я попрошу вас, представьте себе стол.
На столе лежит апельсин.
Джонни представил. Он видел маленький карточный столик со
складными металлическими ножками. На нем чуть в стороне от центра лежал большой
апельсин, на пупырчатой кожуре была наклейка с названием фирмы САНКИСТ.
– Хорошо, – сказал Вейзак.
– Что, этот аппарат показывает мой апельсин?
– Н-нет… то есть да. Символически. Аппарат регистрирует токи
мозга. Мы ищем блокированные участки, Джонни. Участки каких-либо нарушений.
Возможные указания на нарушенное внутричерепное давление. А теперь попрошу не
задавать вопросов.
– Хорошо.
– Сейчас представьте себе телевизор. Он включен, но передачи
нет.
Джонни увидел телевизор в своей квартире – в своей бывшей
квартире. Экран подернут светло-серой изморосью. Кончики складной антенны,
торчащие подобно заячьим ушам, обернуты фольгой для лучшего приема передач.
– Хорошо.
Опыт продолжался. На одиннадцатый раз Вейзак сказал:
– А сейчас попрошу вас представить стол для пикника на левой
стороне зеленой лужайки.
Джонни задумался и увидел шезлонг. Он нахмурился.
– Что-нибудь не так? – спросил Вейзак.
– Все нормально, – сказал Джонни. Он напряженно думал.
Пикники. Вино, жаровня… дальше, черт возьми, дальше. Неужели так трудно
мысленно увидеть стол для пикника, в своей жизни ты их видел тысячу раз;
вообрази же его. Пластмассовые ложки и вилки, бумажные тарелки, отец держит в
руке длинную вилку, он в поварском колпаке, на нем фартук, на котором наискось
написано: ПОВАР ХОЧЕТ ВЫПИТЬ; буквы прыгают, словно живые. Отец жарит котлеты,
потом они сядут за…
Наконец-то!
Джонни улыбнулся, но улыбка тут же увяла. Теперь перед ним
был гамак.
– Черт!
– Никак не увидите стол для пикника?
