Ничего нет плохого в том, что я навестила Джонни, убеждала
она себя.
Допустим, но как Уолт отнесется к тому, что она выбросила
свое обручальное кольцо в туалет? Он может не понять внезапного приступа
страха, заставившего ее так поступить, – страха, который сейчас она видела на
лицах других людей, попавших в газету, да и на лице самого Джонни. Нет, этого
Уолт может совсем не понять. Как-никак есть что-то неприятно символичное в том,
что ты бросаешь кольцо в туалет и затем спускаешь воду.
– Ну, хорошо, – произнес Уолт, – он не обманщик. Но я просто
не верю…
Сара тихо сказала:
– Посмотри на людей, которые стоят за ним, Уолт. Посмотри на
их лица. Они верят.
Уолт бегло взглянул.
– Конечно, так же, как ребенок верит фокуснику на сцене.
– Ты что же, думаешь, Дюссо был, как ты это называешь,
подставным? В отчете сказано, что они никогда раньше не встречались.
– Только так фокусы и срабатывают, Сара, – терпеливо сказал
Уолт. – Никакой иллюзионист не станет вытаскивать кролика из клетки – только из
шляпы. Либо Джонни Смит что-то знал, либо чертовски удачно угадал, основываясь
на поведении Дюссо.
Сейчас она его ненавидела, испытывала отвращение к этому
добряку, за которого вышла замуж. Собственно говоря, ничего особенного за ним
не замечалось, он был порядочный, уравновешенный, добродушный человек,
обладавший чувством юмора, – просто он свято верил, что все рвутся к выигрышу и
каждый использует при этом свои маленькие хитрости. Сегодня утром он назвал
Гаррисона Фишера заплесневелым толстым мухомором, а вчера вечером умирал со
смеху от рассказов Фишера о Греге Стилсоне, чудаковатом мэре из какого-то
заштатного городка, – не иначе свихнулся малый, если собирается выставить как
независимый свою кандидатуру в палату представителей на выборах будущего года.
Нет, в мире Уолта Хэзлита не было ни экстрасенсов, ни
героев, здесь существовала одна доктрина: мы должны изменить систему изнутри.
Он был порядочный, уравновешенный человек, любил ее и Денни, но ее вдруг
потянуло к Джонни, и ей стало жаль те пять лет, что у них украли. Или даже
целую жизнь. И ребенка, у которого волосы были бы темнее.
– Ты лучше иди, дорогой, – сказала она тихо. – Они там
съедят твоего Тиммонса со всеми потрохами.
– Пожалуй, – улыбнулся он ей. Выводы сделаны, заседание окончено.
– Мир?
– Мир. – Но ведь он знал, где было кольцо. Он знал. Уолт
поцеловал Сару, слегка коснувшись правой рукой ее затылка. Он всегда на завтрак
ел одно и то же, всегда одинаково целовал жену, когда-нибудь они переедут в
Вашингтон, и никаких экстрасенсов нет.
Через пять минут он вывел задним ходом их маленький красный
«пинто» на Понд-стрит, как обычно, коротко погудел на прощание и уехал. Она
осталась одна с Денни, который с риском для жизни пытался слезть со своего
высокого стульчика.
– Все-то ты делаешь не так, недотепа! – Сара прошла через
кухню и подхватила сына.
– Бяка! – недовольно сказал Денни.
В кухню, крадучись, точно малолетний преступник, неторопливо
вошел их забавный кот Рыжик, и Денни схватил его на руки, сопя от удовольствия.
Рыжик прижал уши и смирился со своей участью.
Сара убирала со стола и улыбалась по инерции. Тело,
находящееся в состоянии покоя, склонно пребывать в нем, а ей было покойно. Бог
с ними, с недостатками Уолта; у Сары своих хватает. Она пошлет Джонни
рождественскую открытку, и этим дело кончится. Так оно будет лучше, безопаснее…
потому что движущееся тело склонно продолжать движение. А ей здесь хорошо. Она
пережила трагедию, связанную с Джонни, который был так несправедливо отнят у
нее (но ведь в этом мире столько несправедливого), прошла через собственные
водовороты на пути к тихой заводи, и здесь она останется. Эта залитая солнцем
кухня – неплохое место. Лучше забыть ярмарку, Колесо удачи и лицо Джонни Смита.
Наливая в раковину воду для мытья посуды, она включила радио
и услышала начало новостей. Первое же сообщение заставило ее застыть с только
что вымытой тарелкой в руке; в тревожном раздумье она смотрела на их маленький
дворик. С матерью Джонни случился удар, когда она смотрела телевизионную
передачу о встрече сына с репортерами. Сегодня утром она умерла, около часа
назад.
Сара вытерла руки, выключила радио и вызволила Рыжика из рук
Денни. Она отнесла мальчика в гостиную и посадила в манеж. Денни оскорбленно
заревел, на что она не обратила никакого внимания. Сара подошла к телефону и
набрала номер «Медикэл сентр». Телефонистка, которая, очевидно, устала
повторять одно и то же, сообщила, что Джон Смит выписался из больницы вчера
вечером, незадолго до полуночи.
Сара положила трубку и села на стул. Денни продолжал плакать
в манеже. Из раковины перебегала вода. Немного погодя Сара поднялась, пошла на
кухню и завернула кран.
Репортер из журнала «Потусторонний взгляд» явился 16
октября, вскоре после того, как Джонни сходил за почтой.
Отцовский дом был удален от дороги; усыпанная гравием
подъездная дорожка длиной почти в четверть мили пролегала вдоль стоявших
плотной стеной елей и сосен. Джонни ходил по ней каждый день. Поначалу он
возвращался к веранде, дрожа от изнеможения, хромая и едва держась на ногах –
их словно жгло огнем. Теперь, через полтора месяца после приезда домой (сначала
он преодолевал полмили за час), эта ежедневная прогулка доставляла ему
удовольствие, и он ожидал ее с нетерпением. Именно прогулку, а не почту.
Джонни стал колоть дрова к предстоящей зиме, Герберт
собирался для этого нанять людей, поскольку сам подрядился делать внутренний
ремонт в домах Либертивилла.
– Когда старость заглядывает через плечо, Джон, это всякий
чувствует, – сказал он как-то с улыбкой. – Стоит подкрасться осени – и работа
на открытом воздухе становится не по силам.
Джонни поднялся на веранду и с легким вздохом облегчения сел
в плетеное кресло. Он закинул правую ногу на перила веранды, потом, морщась от
боли, обеими руками поднял левую и положил ее сверху. Затем просмотрел
полученную почту.
В последнее время она пошла на убыль. В первую неделю его
пребывания в Паунале приходило в день до двадцати писем и восемь – десять
бандеролей; в основном они пересылались из «Медикэл сентр», но некоторые были
адресованы прямо в Паунал, на конвертах писали: Паунэлл, или Поунал, а однажды
даже Пунатс, до востребования.
Среди авторов писем большинство составляли люди одинокие,
мечтающие найти в жизни хоть какой-либо смысл. Были письма от детей, просивших
автограф; от женщин, желавших переспать с ним; от безнадежно влюбленных, которые
спрашивали у Джонни совета. Иногда ему присылали талисманы на счастье. Иногда
гороскопы. Многие письма были проникнуты религиозным духом; когда он читал эти
послания, написанные с орфографическими ошибками, крупными, старательно
выведенными буквами, немногим отличавшимися от каракулей смышленого
первоклассника, ему мерещился призрак матери.
