Стилсон высунул загорелый локоть из окна машины и начал
насвистывать мелодию песни, звучавшей по радио. Он нажал на акселератор,
разогнал старый «меркюри» до семидесяти миль в час и покатил по прямой дороге
среди ферм штата Айова навстречу будущему, какое бы оно ни было.
Часть первая
Колесо удачи
От того вечера у Сары осталось два воспоминания – везение
Джонни у Колеса удачи и маска. Но шли годы, и в памяти, когда она могла
заставить себя думать о том ужасном вечере, всплывала лишь маска.
Он жил в многоквартирном доме в Кливс Милс. Без четверти восемь,
оставив машину за углом, Сара позвонила в парадную дверь. Сегодня они поедут на
ее машине, Джонни отвез свою в гараж Тиббетса в Хемпдене – в колесе заел
подшипник или что-то в этом роде. Работы на сто долларов, сказал Джонни по
телефону и засмеялся таким знакомым смехом. Сара была бы уже в слезах, если бы
дело касалось ее машины – ее кошелька.
Она прошла через вестибюль к лестнице, миновала доску
объявлений. Обычно доска была утыкана записками с предложениями купить
мотоциклы, стереосистемы, воспользоваться услугами машинисток, а также
присоединиться к уезжающим в Канзас, Калифорнию или Флориду, чтобы попеременно
вести машину и платить за часть бензина. Но сегодня почти всю доску объявлений
занимал большой плакат, изображавший сжатый кулак на тревожно-красном фоне,
который напоминал пламя. На плакате крупными буквами было написано:
«Забастовка!» Стоял конец октября 1970 года.
Джонни жил на втором этаже, в квартире с окнами на улицу –
мой пентхаус
[1]
, говорил он. Там он мог стоять в смокинге, как Рамон
Новарро
[2]
, с пузатым бокалом в руке, полным сока или воды, и лицезреть большое
бьющееся сердце Кливс Милс: его толпу, которая валила из кинотеатра, снующие
такси, неоновые вывески.
По существу, Кливс Милс состоял из главной улицы со
светофором на перекрестке (после шести часов вечера он превращался в мигалку),
двух десятков магазинов и небольшой фабрики по производству мокасин. Как и
большинство городков, окружавших Ороно, где находился университет штата Мэн,
Кливс Милс жил в основном за счет студентов, обеспечивая их всем необходимым –
пивом, вином, бензином, рок-н-роллом, полуфабрикатами, наркотиками, бакалейными
товарами, жильем, фильмами. Кинотеатр назывался «Тень». Когда шли занятия, в
нем показывали некоммерческие фильмы и ностальгические боевики 40-х годов. В
летнее время беспрерывно крутили «вестерны» с Клинтом Иствудом в главной роли.
Джонни и Сара год назад окончили университет, и оба
преподавали в средней школе в Кливс Милс, которая в числе немногих еще не вошла
в окружную общеобразовательную систему. Университетская профессура и
администрация, а также студенты снимали в Кливсе жилье, так что деньги в
городской казне не переводились. Средняя школа была оборудована по последнему
слову техники. Обыватели могли зудеть по поводу университетской публики с ее
заумными разговорами и антивоенными маршами, не говоря уже о ее вмешательстве в
городские дела, но они не имели ничего против долларов, которые капали в их
карманы в виде налогов на элегантные профессорские особняки и многоквартирные
дома, – они располагались в районе, который студенты окрестили Никчемной
Землей, или Дурацкой Аллеей.
Сара постучала, и Джонни каким-то странно приглушенным
голосом крикнул:
– Открыто, Сара!
Слегка нахмурившись, она толкнула дверь. В квартире Джонни
было совершенно темно, если не считать мелькающего желтого света от мигалки с
улицы. Вместо мебели горбились темные тени.
– Джонни?..
Решив, что перегорели пробки, она неуверенно шагнула вперед
– и тут на нее из темноты надвинулось лицо, ужасное лицо, какое можно увидеть
только в кошмарном сне. Оно светилось неземным, могильным зеленым светом. Один
глаз был широко раскрыт и смотрел на нее как-то затравленно. Другой злобно
уставился сквозь щелочку век. Левая половина лица – та, что с открытым глазом,
была нормальная. Зато правая, казалось, принадлежала чудовищу: нечеловечески
перекошенная – толстые губы растянуты, кривые зубы оскалены и блестят в
темноте.
Сара приглушенно вскрикнула и отшатнулась. Вдруг зажегся
свет, и вместо какого-то темного подвала она вновь оказалась в комнате Джонни:
на стене – фотомонтаж – Никсон торгует подержанными автомобилями, на полу –
плетеный ковер, сделанный матерью Джонни, повсюду винные бутылки вместо
подсвечников. Лицо перестало светиться, и она поняла, что это была всего лишь
маска, которую продают в дешевых магазинах ко Дню всех святых. Голубой глаз
Джонни моргал в пустой глазнице.
Джонни сорвал маску, и вот он перед ней – в выцветших
джинсах и коричневом свитере, с неотразимой улыбкой на лице.
– С праздником, Сара, – сказал он.
Сердце ее продолжало стучать. Он действительно напугал ее.
– Очень забавно, – сказала она и повернулась, собираясь
уйти. Ей совсем не нравилось, когда ее так пугали.
Он перехватил Сару уже в дверях:
– Эй… Я свалял дурака.
– Еще бы. – Она смотрела на него холодно, по крайней мере
пыталась так смотреть. Гнев уже проходил. На Джонни просто нельзя было долго
сердиться. Любила она его или нет – на этот вопрос у нее еще не было ответа, –
но долго дуться на него или таить обиду она была не в состоянии. Разве можно
злиться на Джонни, подумала Сара, и эта мысль показалась такой нелепой, что она
невольно улыбнулась.
– Ну вот, так-то лучше. А я уж думал, что ты, парень, хочешь
меня бросить.
– Я не парень.
Он окинул ее взглядом:
– Это я заметил.
На ней была мохнатая меховая шуба – искусственный енот или
что-то столь же недорогое, – и бесхитростность, с какой он выдал свое желание,
снова вызвала у нее улыбку:
– В этой шкуре и не различишь.
– Я-то различу, – сказал Джонни. Он обнял ее и поцеловал.
Она не хотела отвечать на его поцелуй, но, конечно же, ответила.
– Прости, что напугал тебя, – сказал он и потерся носом о ее
нос, потом разомкнул объятья. Он поднял маску вверх. – А я думал, она тебе
понравится. Хочу ее надеть в пятницу на уроке.
– Но, Джонни, это же нарушит порядок.
– Как-нибудь обойдется, – сказал он с усмешкой. И, черт
возьми, у него наверняка бы обошлось.
Сара приходила в школу каждый день в больших очках, словно
сельская учительница, волосы стянуты в пучок такой тугой, что, казалось, она
вот-вот закричит от боли. Сара носила юбки чуть выше колен, хотя у большинства
девчонок они едва прикрывали трусики (а ноги у меня все равно лучше, со
злорадством думала Сара). Она рассаживала учеников в алфавитном порядке, что,
по закону средних чисел, должно было вроде удерживать шалунов на расстоянии
друг от друга, и решительно отсылала провинившихся к заместителю директора,
руководствуясь при этом соображением, что тот – в отличие от нее – получает
дополнительные пятьсот долларов в год за выполняемую им роль экзекутора. И все
равно школа была для нее постоянной борьбой с дьяволом, преследующим всякого
начинающего учителя, – с Беспорядком. Особенно раздражало Сару постоянное
присутствие своего рода негласного суда присяжных – общественного мнения
учеников, – который оценивал каждого нового учителя, и вынесенный вердикт был
не в ее пользу.
