– Кофе? – спросил Баннерман, отпирая бюро.
– Нет, спасибо. Лучше еще чаю.
– Миссис Цукерман бережет чай как зеницу ока, – сказал
Баннерман. – Каждый день, к сожалению, уносит его домой. Могу предложить тоник,
только нам придется еще раз пройти сквозь строй, чтобы добраться до автомата.
Хоть бы они разошлись по домам.
– Ничего, я обойдусь.
Баннерман принес небольшой запечатанный конверт.
– Вот, – сказал он и, помедлив, протянул его Джонни.
Джонни взял конверт, но не спешил открывать.
– Надеюсь, вы понимаете – никаких гарантий. Я не могу ничего
обещать. Иногда получается, иногда нет.
Баннерман лишь устало передернул плечами и повторил:
– Волков бояться – в лес не ходить.
Джонни вскрыл конверт и вытряхнул на ладонь пустую пачку
«Мальборо». Красно-белую пачку. Он держал ее в левой руке и смотрел на стену.
Серая стена. Обычная серая стена. Красно-белая пачка. Обычная красно-белая
пачка. Он переложил пачку в другую руку, потом пожал ее в обеих ладонях. Он
ждал, ждал хоть какого-нибудь видения. Ничего. Он продолжал сжимать пачку,
надеясь на чудо, словно забыв, что если образы возникают, то возникают тотчас
же.
Наконец Джонни возвратил пачку.
– Увы, – сказал он.
– Не вышло?
– Нет.
Раздался громкий стук в дверь, и показалась голова Роско
Фишера. Он выглядел сконфуженным.
– Джордж, мы с Фрэнком идем по домам. Не знаю даже, как это
я вырубился.
– Надеюсь, в патрульной машине с тобой этого не случится, –
сказал Баннерман. – Передай привет Дине.
– Обязательно.
Фишер бросил взгляд на Джонни и прикрыл дверь.
– Ну что ж, – сказал Баннерман. – Во всяком случае,
попробовали. Я отвезу вас…
– Я бы хотел осмотреть парк, – перебил его Джонни.
– Бессмысленно. Там снегу по колено.
– Но вы сможете найти то место?
– Еще бы. Но что это нам даст?
– Не знаю. И все же давайте сходим.
– За нами увяжутся газетчики. Как дважды два четыре.
– Вы говорили, что есть задняя дверь.
– Есть. Аварийный выход. Проникнуть через него в здание
можно, но если выбираться этим путем, сработает сигнализация.
Джонни присвистнул.
– Что ж, пусть увязываются.
Несколько секунд Баннерман испытующе смотрел на него и
наконец кивнул.
– Идемте.
Как только они вышли из кабинета, репортеры вскочили с мест
и окружили их. Джонни вдруг вспомнилась ветхая конура в Дареме, где чудаковатая
старуха держала своих колли. Если кто шел мимо с удочкой, собаки выбегали
навстречу и нагоняли страху. Они даже и не кусались, просто хватали за ноги.
– Вы знаете, Джонни, кто это?
– Есть идеи?
– Как насчет биотоков, мистер Смит?
– Это вам, шериф, пришла мысль пригласить экстрасенса?
– Шериф Баннерман, об этом знают полиция штата и генеральный
прокурор?
– Джонни, вы надеетесь раскрыть это дело?
– Шериф, вы его уже оформили своим помощником?
На ходу застегивая куртку, Баннерман медленно, но решительно
пробивал себе дорогу.
– Мне нечего пока сказать. Нечего.
Джонни отмалчивался.
Пока репортеры толпились в вестибюле, Джонни с Баннерманом
спустились по заснеженным ступенькам. Они обошли машину шерифа и начали
переходить улицу; тут кто-то из репортеров сообразил, что они направляются в
городской парк. Несколько человек бросились обратно за верхней одеждой. Те, кто
был уже в пальто, гурьбой, галдя, как школьники, скатились вниз по лестнице.
В снежной мгле мелькали огни. Ветер с воем швырял им в лицо
хлопья снега.
– Ни черта вы здесь не разглядите, – сказал Баннерман. – Вы…
тьфу, пропасть! – Репортер в толстой шубе и нелепом берете налетел на него и
едва не сшиб с ног.
– Извините, шериф, – пробормотал он, – забыл галоши. А тут
скользко.
Впереди из темноты выплыла желтая нейлоновая веревка,
протянутая над землей. На веревке раскачивалась табличка с надписью:
ПОЛИЦЕЙСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ.
– Голову вы тоже забыли, – сказал Баннерман. – А ну-ка,
осадите все назад! Назад, кому говорю!
– Парк – общественная собственность, шериф, – крикнул кто-то
из газетчиков.
– Пусть так, но здесь ведется расследование. Так что стойте
лучше за ограждением, не то вам придется провести ночь в кутузке.
Он посветил фонариком, а затем приподнял веревку, чтобы Джонни
мог пройти. Они двинулись вниз по склону к заваленным снегом скамейкам. Позади
сгрудились репортеры, светя фонариками, так что Джонни и Джордж Баннерман шли
как бы в полосе тусклого света.
– Снег прямо в глаза, – сказал Баннерман.
– Все равно пока не на что смотреть, – отозвался Джонни.
– Пока не на что. Я уже говорил Фрэнку, чтобы он снял
веревку. Хорошо, у него до этого руки не дошли. Хотите подойти к эстраде?
– Потом. Покажите, где валялись окурки.
Они прошли еще немного, и Баннерман остановился.
– Здесь, – сказал он и осветил выпиравшую снежным горбом
скамейку.
Джонни снял перчатки, сунул их в карманы пальто и,
опустившись на колени, начал сметать снег с сиденья. Баннермана вновь поразило
его лицо – изможденное, бледное. Сейчас он напоминал истового богомольца.
Руки у Джонни озябли, почти онемели. Снег под ладонями таял.
Наконец он добрался до выщербленной, рассохшейся древесины. И все вдруг
представилось ему отчетливо, будто сквозь увеличительное стекло. Когда-то
скамейка была зеленого цвета, но со временем краска облупилась или стерлась.
Два ржавых стальных болта скрепляли сиденье со спинкой.
Он сжал сиденье обеими руками, и тут на него нахлынуло
что-то необъяснимое – никогда прежде это не ощущалось столь остро, и лишь еще
раз с ним случится подобное. Изо всех сил он сжимал скамейку и, наморщив лоб,
неотрывно смотрел на нее. Это была…
