– Может, все-таки выпьете кофе?
Джонни покачал головой.
– Организм не принимает.
– Послушайте, – Баннерман сел на стул, – вы в самом деле
что-то узнали.
– Я знаю, кто их убил. Вы все равно рано или поздно поймали
бы его. Просто он ближе, чем вы ищете. Вы даже видели его в этом плаще, таком
блестящем, наглухо застегнутом. Он по утрам пропускает детей через дорогу. Он
поднимает стоп-знак, чтобы дети могли перейти улицу.
Баннерман смотрел на него как громом пораженный.
– Вы имеете в виду Фрэнка? Фрэнка Додда? Вы с ума сошли!
– Да, это Фрэнк Додд, – подтвердил Джонни. – Он убил их всех.
У Баннермана было такое лицо, будто он не знал, рассмеяться
ему или огреть Джонни чем-нибудь.
– Чушь собачья, – произнес он наконец. – Фрэнк Додд –
отличный полицейский. И отличный парень. В ноябре будущего года он вполне может
стать кандидатом в начальники городской полиции, и он займет этот пост с моего
благословения. – На лице Баннермана появилась улыбка, усталая и презрительная.
– Фрэнку двадцать пять лет. По-вашему выходит, он начал заниматься этим
скотством в девятнадцать. У него больная мать – гипертония, щитовидка,
начальная стадия диабета. Они ведут очень тихий образ жизни. Словом, Джонни, вы
попали пальцем в небо. Фрэнк Додд не может быть убийцей. Даю голову на
отсечение.
– Между убийствами был перерыв в три года, – сказал Джонни.
– Где тогда находился Фрэнк Додд? Он был в городе?
– Ну вот что, хватит! Вы были недалеки от истины, когда
говорили, что не очень-то многое можете. Ваше имя, считайте, уже в газетах, но
это еще не значит, что я должен выслушивать, как вы поносите должностное лицо,
достойного человека, которого я…
– Человека, которого вы считаете своим сыном, – невозмутимо
закончил Джонни.
Баннерман стиснул зубы, кровь отхлынула от его
раскрасневшихся на холоде щек. Его словно ударили ниже пояса. Затем он взял
себя в руки, лицо его превратилось в маску.
– Убирайтесь отсюда, – сказал он. – Попросите кого-нибудь из
ваших дружков-газетчиков отвезти вас домой. По дороге можете устроить
пресс-конференцию. Но клянусь богом, господом богом клянусь, если вы упомянете
имя Фрэнка Додда, я отыщу вас и переломаю кости. Понятно?
– Ну да, мои дружки-газетчики! – заорал вдруг Джонни. – Еще
бы! Вы же видели, как я спешил удовлетворить их любопытство? Как я позировал
перед объективами в расчете на выигрышный снимок? Как я по буквам диктовал им
свое имя во избежание ошибки?
Баннерман несколько оторопел, но потом его лицо вновь стало
жестким.
– Сбавьте-ка тон.
– Сбавить? Черта с два! – продолжал Джонни еще громче и
пронзительнее. – Вы кажется, забыли, кто кому позвонил! Так я вам напомню. Это
вы позвонили мне. А то видели бы вы меня здесь!
– Это еще не значит…
Джонни приблизился к Баннерману, нацелив в него, как
пистолет, указательный палец; он был гораздо ниже и намного легче Баннермана,
однако тот попятился – точно так же, как там, в парке.
Щеки у Джонни побагровели. Зубы оскалились.
– Вы правы. То, что вы позвонили мне, ровным счетом ничего
не значит, – сказал он. – Просто вы не хотите, чтобы им оказался Додд. Пусть
это будет кто-то другой, тогда мы, возможно, почешемся, лишь бы не старина
Фрэнк Додд. Еще бы, Фрэнк – перспективный парень, Фрэнк – заботливый сын, Фрэнк
смотрит в рот старому доброму шерифу Джорджу Баннерману. Ах, да чем наш Фрэнк
не мученик, снятый с креста! Правда, иногда он насилует и душит пожилых женщин
и девочек, и, между прочим, Баннерман, среди них могла быть ваша дочь. Неужели
вы не понимаете, что среди них могла бы быть ваша…
Баннерман ударил его. В последний миг он придержал руку, но
все равно удар вышел достаточно сильным; Джонни отлетел и, зацепившись за ножку
стула, растянулся на полу. Печатка выпускника высшей полицейской школы до крови
расцарапала ему щеку.
– Сам напросился, – сказал Баннерман, но это прозвучало не
очень убедительно. До него дошло, что первый раз в жизни он поднял руку на
человека неполноценного или почти неполноценного.
В голове у Джонни поплыло и зазвенело. Голос казался чужим,
как будто за него говорил доктор или актер во второразрядном фильме:
– На вашем месте я стал бы на колени и возблагодарил господа
бога за то, что убийца не оставил никаких следов. Иначе при вашем отношении к Додду
вы бы закрыли на все глаза. И до конца жизни чувствовали бы свою вину за смерть
Мэри Кэт Хендрасен, будучи пособником убийцы.
– Это гнусная ложь, – произнес Баннерман, тщательно
выговаривая каждое слово. – Я арестовал бы родного брата, окажись он этим
человеком. Поднимайтесь. И простите, что я вас ударил.
Он помог Джонни встать на ноги и осмотрел царапину на щеке.
– Сейчас я возьму аптечку и смажу йодом.
– Бог с ней, с царапиной, – сказал Джонни. Голос его звучал
спокойно. – Не надо было выводить вас из себя. Сам виноват. Меня тоже занесло.
– Поверьте, это не может быть Фрэнк. Насчет того, что вы
любитель рекламы, я погорячился. Только ваши биоволны, или выходы в астрал, или
как они там называются, на этот раз сбили вас с толку.
– А вы проверьте, – сказал Джонни. Он смотрел Баннерману
прямо в глаза, не давая ему отвести взгляд. – Проверьте, докажите, что я не
прав. – Он сглотнул слюну. – Сравните время и даты убийств с его дежурствами.
Это можно сделать?
– Все графики дежурств за последние четырнадцать –
пятнадцать лет находятся в том шкафу, – сказал Баннерман через силу. – Да, это
можно сделать.
– Так сделайте.
– Мистер… – Баннерман остановился. – Джонни, если бы вы
знали Фрэнка, вы бы посмеялись над своими подозрениями. Честное слово. Не
верите мне, спросите у кого угодно…
– Если я не прав, я с радостью призна?ю свою ошибку.
– Это невозможно, – буркнул Баннерман, однако направился к
шкафу, где хранились старые графики, и отпер дверцу.
Прошло два часа. Было около часа ночи. Джонни позвонил отцу
и сказал, что переночует где-нибудь в Касл-Роке; метель уже завывала на одной
пронзительной ноте, и ехать назад было небезопасно.
– Что нового? – спросил Герберт. – Можешь сказать?
– Пожалуй, это не телефонный разговор.
– Ладно, Джонни. Ты там не слишком переутомляйся.
– Постараюсь.
