– Так и будете стоять столбом? – донесся голос Чака.
Джонни нырнул в бассейн.
Уоррен Ричардсон вышел из конторы без четверти пять, как
всегда. Он направился к стоянке, втиснул свое грузное тело за руль «шевроле»,
завел мотор. Все как обычно. Необычным было только лицо, появившееся внезапно в
зеркале заднего обзора, – небритое смуглое лицо, длинные волосы и
неправдоподобно зеленые глаза, такие же зеленые, как у Сары Хэзлит или Чака
Чатсворта. Подобный страх Уоррену Ричардсону доводилось испытывать разве что в
далеком детстве.
– Привет, – сказал Санни Эллиман, перегибаясь через спинку
сиденья.
– Кто?.. – только и выжал из себя Ричардсон. Сердце у него
колотилось, в глазах заплясали темные блики. Он испугался, как бы с ним не
случился сердечный приступ.
– Тихо, приятель, – сказал человек, прятавшийся на заднем
сиденье. – Тихо. Включите подфарники.
И тут у Ричардсона возникло странное чувство благодарности.
Человек, нагнавший на него страх, не будет больше пугать его. Наверное, это
очень славный человек, наверное…
– Кто вы? – выдавил он на этот раз.
– Ваш друг, – сказал Санни.
Ричардсон хотел повернуться, но в его дряблую шею клещами
впились пальцы. Боль была непереносимая. У Ричардсона перехватило дыхание, и он
судорожно заскулил.
– Не надо оборачиваться, приятель. У вас есть зеркало
заднего обзора. Врубились?
– Да, – задыхался Ричардсон. – Да, да, только отпустите!
Пальцы ослабили хватку, и вновь он испытал это странное
чувство благодарности. Правда, сейчас он уже не сомневался во враждебных
намерениях человека, как не сомневался и в том, что незнакомец находится в его
машине не случайно, хотя не представлял себе, зачем и кому это могло
понадобиться…
И вдруг он сообразил, кому могло, точнее, могло бы это
понадобиться; трудно, конечно, ожидать такого от нормального кандидата, но Грег
Стилсон не был нормальным. Грег Стилсон сумасшедший, так что… Уоррен Ричардсон
начал тихо всхлипывать.
– Мне надо поговорить с вами, приятель, – сказал Санни. В
его голосе сквозило участие и сожаление, однако в глазах поблескивал зеленый
огонек насмешки. – Дядюшка хочет сказать вам пару теплых слов.
– Это связано со Стилсоном? С…
И снова клещи впились ему в шею, и Ричардсон взвизгнул от
боли.
– Не надо имен. – Страшный человек за его спиной произнес
это с тем же участием и сожалением. – Можете делать свои выводы, мистер
Ричардсон, но имена оставьте при себе. Мой большой палец упирается сейчас в
вашу сонную артерию, а остальные пальцы – в шейную вену, так что при желании я
могу превратить вас в живой труп.
– Чего вы хотите? – чуть не простонал Ричардсон. Трудно
поверить, что все это происходит на стоянке автомашин, среди бела дня, в двух
шагах от его конторы по делам о недвижимости, в главном городе штата
Нью-Гэмпшир. Ему были видны часы, вделанные в красную кирпичную кладку ратушной
башни. Часы показывали без десяти пять. Сейчас Норма поставит в духовку свиные
отбивные, обильно сдобренные специями. Шон смотрит по телевизору «Сезам-стрит».
А тут за спиной сидит человек, грозящий сделать из него идиота. Это какой-то
ужасный сон. Сон, от которого мечешься на постели.
– Я-то ничего не хочу, – сказал Санни Эллиман. – Вопрос в
том, чего хотите вы.
– Я не понимаю, о чем вы. – Но, к своему ужасу, он, кажется,
понимал.
– Эта статейка в «Нью-Гэмпшир джорнэл» по поводу
сомнительных операций с недвижимостью, – сказал Санни. – Не слишком ли вы много
знаете, мистер Ричардсон? Особенно в отношении… некоторых лиц.
– Но я…
– Вся эта болтовня о городском парке, к примеру говоря. С
намеками на сорванный куш, и взятки, и круговую поруку. Вся эта бредятина. –
Пальцы снова впились ему в шею, и на этот раз Ричардсон застонал. Но ведь его
имя в статье не называлось, он был всего-навсего «информированным источником».
Как же они узнали? Как узнал Грег Стилсон?
Незнакомец быстро заговорил ему в самое ухо, щекоча его
жарким дыханием.
– Вы понимаете, мистер Ричардсон, что подобной чушью вы
можете навлечь неприятности на некоторых лиц. Скажем, на лиц, участвующих в
предвыборной кампании. Баллотироваться на высокий пост – это все равно что
играть в бридж, сечете? Тут нельзя ошибаться. И не дай бог швырнут в тебя комок
грязи, грязь – штука липкая, особенно в наши дни. Пока ничего серьезного не
случилось. Я рад сообщить вам это, поскольку, случись что-нибудь серьезное, вы
бы сейчас не вели со мной дружескую беседу, а пересчитывали остаток зубов.
Несмотря на весь свой страх, несмотря на то, что сердце его
бешено колотилось, Ричардсон сказал:
– Этот молодой человек… это лицо… неужели вы в самом деле
надеетесь выгородить его? Он же развернулся, как какой-нибудь продавец змеиного
жира в провинциальном городке на Юге. Рано или поздно…
Большой палец вонзился ему в ухо и начал проворачиваться.
Боль была адская, немыслимая. Ричардсон вскрикнул и ткнулся головой в боковое
стекло. Руки его ощупью искали звуковой сигнал.
– Только нажми, сукин сын, и я тебя прикончу, – послышался
шепот.
Рука Ричардсона безвольно упала. Незнакомец оставил его ухо
в покое.
– Не мешало бы вам, приятель, прочистить уши, – донеслось с
заднего сиденья. – Весь палец вымазал. Жуть сколько серы.
Уоррен Ричардсон беззвучно плакал, не в силах совладать с
собой. Слезы текли по его одутловатым щекам.
– Прошу вас, не мучайте меня, – проговорил он. – Не мучайте.
Прошу вас.
– Могу лишь повторить, – сказал ему Санни. – Вопрос в том,
чего хотите вы. Кто что говорит по поводу… некоторых лиц – не ваше дело. Ваше
дело – врать, да не завираться. Трижды подумайте, прежде чем открывать рот,
когда к вам наведывается парень из «Джорнэл». Подумайте, как просто бывает
узнать, кто этот «информированный источник». И как хреново, когда твой дом
вдруг сгорает дотла. Или когда приходится раскошеливаться на пластическую
операцию, потому что жене плеснули в лицо кислотой.
Незнакомец сопел, как зверь, продирающийся сквозь заросли.
– Может, теперь вы поймете, как просто перехватить вашего
мальчугана, когда он возвращается домой из детского сада.
– Только посмейте! – прохрипел Ричардсон. – Только посмейте,
негодяй!
– Я просто говорю, что пора задуматься над тем, чего же вы
сами хотите, – заметил Санни. – Выборы… этим живет вся Америка, верно? Тем
более в год двухсотлетнего юбилея. Вот пусть каждый и поживет в свое
удовольствие. А какое уж тут удовольствие, когда всякие кретины начинают
брехать направо и налево. Прыщу на чужой… завидуют.
