— Да нет, я не…
— А вот и да! Стоит мне к тебе прикоснуться, ты тут же напрягаешься. Я прямо-таки ощущаю твои внутренние колебания, даже страх, Лейни. Только когда ты со своими учениками, настороженность отпускает тебя. Чего ты боишься, Лейни? Почему вздрагиваешь, когда я тебя ласкаю?
Она потупила взгляд, голос ее дрожал, и она попыталась придать ему злости, но вряд ли преуспела.
— Тебе ли меня винить? Вообще-то мне не особенно привычно, когда незнакомец самовольно вселяется в мой дом, трогает и ласкает меня. Поставь себя на мое место и спроси себя, что бы ты делал и как себя чувствовал.
Взяв ее лицо в свои ладони, он долго смотрел ей в глаза — так, что Лейни сделалось неуютно.
— Нет, здесь кроется что-то еще. В ту ночь, у меня дома, ты отчаянно жаждала, как это ни банально звучит, простого человеческого тепла, ласки — жаждала любви. Загадочно-печальная вы дама, Лейни Маклеод, и я намерен выяснить — почему. Будем считать это составной частью работы по поднятию вашего настроения. — Он легонько поцеловал ее. — Да, а к твоему сведению, если бы ты вселилась ко мне и захотела бы меня потрогать, я бы обезумел от счастья. — И вновь его губы коснулись ее. — А теперь отправляйся спать. У тебя был трудный день.
Поднявшись, он заставил встать и Лейни и шутливо подтолкнул ее к спальне. Она безропотно повиновалась. Достала из шкафа одежду для следующего рабочего дня и стала готовиться ко сну. И уже собиралась откинуть с кровати покрывало, когда вошел Дик.
— Вещи разберу утром, — сообщил он, зевая. — У нас молоко на исходе. Тебе его доставляют или сама покупаешь в магазине?
— Покупаю. Что ты делаешь? — напряженно спросила она, когда он стянул через голову свитер.
— Снимаю свитер. — Отбросив его в сторону, Дик сел на кровать и разулся. — А теперь снимаю брюки. — Встал, расстегнул металлическую пуговицу и «молнию» на застиранных, потертых джинсах и, выскользнув из них, принялся их расправлять. Аккуратно уложил на стул и повернулся к Лейни, нимало не смущаясь того, что облачен лишь в плотно обтягивающие белые трусы. — Ты не замерзла? Заберись-ка под одеяло.
В полном оцепенении Лейни, зажав в одной руке уголок покрывала, а вторую приложив к бешено колотящемуся сердцу, наблюдала, как Дик огибает кровать и подходит к ней.
— Знаешь, ты похожа на аппетитное пирожное с кремом, — сообщил он, обнимая ее за плечи и с нежностью разглядывая своими необычайно зелеными глазами.
На Лейни была желтая ночная рубашка — старенькая, но удобная, а потому любимая. Без рукавов, с глубоким вырезом, открывавшим взору ложбинку на груди — особенно теперь, когда ее груди стали полнее. Прямо под грудью была подвязана лента — в стиле ампир. Длинная юбка была достаточно просторной, чтобы без труда вместить ее живот. До сего момента Лейни даже в голову не приходило, сколь прозрачна эта ткань, а тут она с тревогой осознала, что вопиюще нага. Главным образом потому, что Дик так откровенно ее рассматривал.
— А соски твои тоже изменили цвет. Темнее стали, верно? Мне нравится. — Рука его тронула сначала один, затем второй. С таким же успехом Лейни могла вовсе не надевать рубашку, ибо его пальцы ожгли ее кожу. — Ну, укладывайся. И я с тобой.
Дик подтолкнул ее к кровати, однако она как замерла, зажав в одной руке покрывало, так и продолжала стоять не шелохнувшись. С трудом обретя дар речи после его фамильярных ласк и задыхаясь от волнения, она выпалила:
— Не собираешься же ты спать со мной?
— Ну да, собираюсь.
— Это невозможно!
— Почему?
— Почему? Да потому что я этого не хочу, вот почему. Переночевать здесь ты можешь, так как уже поздно. Но утром тебе придется уйти. Я постараюсь придумать какое-нибудь решение нашей… э-э…
— Проблемы?
— Да, проблемы! — выкрикнула она, взбешенная его спокойствием.
Он отвернулся, прошелся по комнате, уставившись в пол, а затем круто развернулся и отрывисто спросил:
— Где же ты предлагаешь мне спать? Лейни сразу же представила его в зале суда, допытывающимся у какого-нибудь бедолаги: «Где вы находились в ночь убийства?» Взгляд его был весьма строг, а поза просто-таки устрашающей, хотя наряд несколько отличался от костюма-тройки, который он, вероятно, надевал для выступлений на судебных заседаниях.
— В соседней комнате нет кровати, и я, черт побери, не собираюсь втискивать свои семьдесят пять дюймов в шестидесятидюймовый диванчик.
— Следовало подумать об этом, прежде чем вламываться… Ой! — вскрикнула она, хватаясь за бок.
— Что такое? Господи. Черт! Лейни? В чем дело?
— Ничего, ничего, — пробормотала она, скрючившись. Затем медленно выпрямилась, нетерпеливо отмахнувшись от его протянутых рук. — Это просто спазм, — пояснила она между частыми, мелкими вдохами. — Бывает иногда.
— А доктору ты говорила? Что он сказал? Уже прошло? Как часто это случается? Господи, ты меня так больше не пугай.
К этому моменту оба они уже находились в постели, под одеялом, и руки Дика бережно ощупывали ее, словно в поисках возможных повреждений.
— Прошло уже. Все нормально.
— Точно?
— Да. Дик…
— Мне нравится слышать свое имя из твоих уст.
— Дик, перестань…
Закончить фразу ей не удалось — помешали его губы.
— Только один поцелуй, Лейни, только один разочек. — Он коснулся ее губ, заставляя умолкнуть, дразня, пока не пресытился игрой. Язык его превратился в великого искусника — властного, но вместе с тем нежного. Легонько поглаживая языком язык Лейни, он побуждал ее к активному участию, и она чувствовала, как сопротивление ее тает. Они жадно впились в уста друг друга.
Дик обвил ее руками. Его запах, осязание его шершавой, поросшей волосками кожи — все это вдруг сделалось столь же необходимым, как в ту ночь. Потребность эта, затаившаяся в глубине ее существа, возродилась вновь. Если он не будет дотрагиваться до нее, целовать, она непременно умрет, мелькнуло у нее в голове. Лейни ощущала у своего бедра символ его мужественности, горячий и твердый. Ей нестерпимо хотелось снова почувствовать его внутри себя, такой налитой, пульсирующий, заполняющий пустоту ее, Лейни, жизни. Но нельзя, чтобы он узнал об этом. Нельзя.
— Лейни… — вымолвил он, отрываясь от ее губ. Лизнул их языком. — До чего же ты вкусная! Лучше любого пирожного. Сколько бы ни наслаждался тобой, никогда не насытюсь. — Губы Дика переместились с ее лица на шею, которую он принялся нежно, любовно покусывать. — Боже, я мечтал об этом несколько месяцев. Так скучал по тебе, с того момента, когда понял, что ты ушла. Так жаждал вновь обнять тебя, ощутить рядом твое чудесное тело, почувствовать твой вкус.
Рука его легла на ее теплые и полные груди. Он стал осторожно, легонько поглаживать их, пока соски не откликнулись на ласку. Тогда он наклонился и принялся целовать их сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Лейни тихонько вскрикнула, и тотчас, словно эхо, послышался его стон. В следующее мгновение Дик резко вскинул голову.
