Она испепелила его взглядом.
— Вот, значит, почему ты так уговаривал меня пораньше отнять их от груди и перевести на смеси? Чтобы я была готова по твоему щелчку перебраться в Нью-Йорк?
Дик разразился тирадой отборной брани, расхаживая по комнате и ероша волосы.
— Ты в самом деле думаешь, что я на такое способен? По-твоему, я стал бы рисковать благополучием своих детей из-за простого каприза? Господи! — Он в ярости стукнул кулаком по ладони. — Да я бы не возражал, чтобы они сосали тебя всю дорогу отсюда до самого Нью-Йорка на виду у всех пассажиров. Я вообще считаю это очень красивым. И согласиться с предложением доктора Тейлора перевести их на смеси я уговаривал тебя по одной-единственной причине: потому что видел, как истощает тебя кормление грудью. Насыщая их, твой организм работал на износ. Тодд такой обжора, так что им обоим не хватало молока. Ты несправедлива ко мне, подумай, так было лучше для всех.
Лейни понимала, что он прав, но не желала это признавать.
— Им необходимо остаться здесь, под присмотром их личного педиатра.
— Мы можем забрать все медицинские записи и рекомендации. В Нью-Йорке тысячи квалифицированных врачей.
— Снова-здорово! — Она помедлила, чтобы придать своим словам больший вес. — Я не хочу жить в Нью-Йорке.
— Я же сказал, что подыскиваю жилье в Коннектикуте. Это очень милый городок, чем-то похожий на здешние места. Все мои родные живут там.
— Но какое-то время нам придется жить в твоей квартире. Я не хочу, чтобы мои дети оказались на улицах Манхэттена.
— Но они же младенцы! — рассмеялся Дик. — Они не окажутся «на улицах». И потом Нью-Йорк — вовсе не такое средоточие опасностей, каким его представляют. Все эти россказни о несчастьях, случившихся с невинными людьми, — преувеличение.
Она вскинула на него ледяной взгляд.
— Неужели? А что случилось со мной?
Дик изменился в лице. Когда смысл ее слов постепенно дошел до него, от задиристости не осталось и следа. Никогда еще Лейни не доводилось видеть столь разъяренного выражения. Холодок страха пополз по спине, и она отступила на шаг.
Но это оказалось напрасным маневром, так как в три больших прыжка он оказался рядом. Одной рукой схватил ее за волосы, привлекая к себе, другой рукой расстегнул на ней блузку, сорвал и отбросил на пол. Теперь они стояли совсем рядом, тяжело дыша, словно марафонцы.
— Очевидно, ты плохо запомнила ту ночь, — нарочито медленно процедил он. — Во всяком случае, иначе, чем я. Насколько мне помнится, Лейни, ты была не жертвой, а добровольной участницей. Ты умоляла меня сделать то, что я сделал.
С каждым словом голова его склонялась все ниже, пока наконец он не впился губами в ее губы. Язык его жадно проник внутрь, а рука, вцепившаяся в ее волосы, еще сильнее откинула ей голову. Другой рукой он обнял Лейни за талию, привлекая к себе, и яростно, чуть ли не грубо, прижался бедрами к ее бедрам.
Однако насильник, вдруг проснувшийся в нем, столь же стремительно отступил. Дик издал какой-то сдавленный звук, и губы его смягчились. Рука его, выпустив волосы Лейни, ласково провела по ее плечам, скользнула к застежке бюстгальтера и расстегнула ее. Дик нежно погладил ее спину, пальцы задержались на ее вновь ставшей стройной талии. Затем ладонь его скользнула под ремень ее джинсов, под эластичную кромку бикини, и, ласково проведя по ее гладким ягодицам, он еще крепче притянул девушку к себе, заставляя ощутить силу его страсти.
Оторвавшись от ее губ, Дик поцеловал ее в ухо. Дыхание его было горячим и прерывистым.
— Лейни, зачем ты заставляешь меня говорить такие вещи? — Он убрал руку из ее джинсов, но по-прежнему крепко прижимал ее к себе. — Ты выводишь меня из себя, потому что отказываешься внять доводам рассудка. — Руки его легонько сжали ее талию, затем поднялись выше и стали ласкать груди. — Я люблю тебя, Лейни. — Дик уткнулся лицом ей в шею, в то время как его большие пальцы ласкали ее соски. — Я люблю тебя.
— Вы всегда находите нужные слова, не так ли, господин адвокат?
Дик окаменел. Резко отпрянув от Лейни, взглянул ей в лицо и пришел в ужас от того, что увидел.
— Считаешь себя большим умником, да? — едко спросила она. Подобрала с полу блузку и резкими движениями натянула ее на себя. — Думаешь, что видишь меня насквозь. Скажи ей, что любишь ее, и она упадет в твои объятия, как спелый персик. Так ты рассуждаешь, да?
Он по-прежнему не шевелился и молчал.
— С тех самых пор, как я встретилась с тобой в лифте, ты попираешь мои чувства, тиранишь меня, сначала воспользовался моим невменяемым состоянием…
— Черт возьми! — прошипел Дик. — Неужели собираешься вернуться к этой песне? Никак не можешь себе простить? Лейни, то была единственная безрассудная ночь во всей твоей жизни. Присоединяйся же к нашей компании грешников! Незачем прикрываться невменяемым состоянием и опьянением, чтобы оправдать свои действия, которые тебе чертовски хотелось совершить. Если бы мы встретились при других обстоятельствах, результат был бы таким же. Я бы захотел уложить тебя в постель, и, думаю, ты бы не возражала. И теперь, черт побери, не обвиняй меня заново в том, что я утешил тебя, когда ты в этом нуждалась, и не взваливай на меня ответственность за вещи, которые попросту вышли из-под контроля!
Лейни облизнула губы, изо всех сил стараясь сохранить самообладание.
— Допустим, твоим изначальным побуждением действительно была доброта душевная. И я беру на себя ответственность за все, что случилось после того, как я попала в твою квартиру. — Вскинув подбородок, она дерзко продолжала:
— Я не жалею, что переспала с тобой, ведь благодаря этому у меня есть Мэнди и Тодд. Но ты грубо ворвался в мой дом и в мою жизнь. Угрозами заставил меня выйти за тебя замуж, чтобы наши дети были законными. Теперь же считаешь, что сумеешь навешать мне лапши на уши и добиться своего с помощью сладких песен и запудривания мозгов.
— Ты все сказала?
— Еще нет. — Она судорожно перевела дыхание. — Ты прав в одном: когда я была маленькой, все на свете отдала бы, лишь бы услышать от мамы, что она любит меня. Но если бы даже она это сказала, слова были бы пустыми — совсем как твои. В ее жизни я была не более чем вынужденным обстоятельством, и, думаю, ты воспринимаешь меня точно так же. Ты хочешь поместить меня в одну из маленьких аккуратненьких ячеек своей жизни и держать там, пока не захочешь вытащить и немножко поиграть.
— Это не правда, Лейни.
— Тогда почему ты ни разу не предоставил мне право выбора во всей этой истории? Любовь — это не только секс по ночам и красивые слова. Любить — значит предоставлять человеку свободу, заставлять его ощутить свою ценность, позволить добровольно ответить любовью.
— Ну хорошо, — сказал Дик, рубанув ладонью воздух. — Звучит очень складно, но все это чушь, и ты это знаешь. Я не намерен спорить с тобой по этому поводу и открывать дискуссию на темы психологии. Если хочешь знать, всем этим я сыт по горло. А еще мне до чертиков надоело ходить перед тобой на цыпочках и обращаться как с нежным растением.
