— В чем дело. Рози? — спросил он, улыбаясь. — Что случилось?
— Ты случайно не ждешь, что к нам кто-нибудь заглянет? —
спросила она, продолжая хихикать. — Какая-нибудь футбольная команда, например?
Или отряд бойскаутов?
Билл улыбнулся еще шире, но в глазах сохранялось все то же
выражение сосредоточенности. Это было довольно сложное выражение,
свидетельствовавшее о том, что он понимает одновременно и смешную сторону
ситуации, и ее серьезность, и по этому взгляду Рози наконец поверила, что он
действительно равен ей по возрасту или, во всяком случае, близок к ней, что в
данных обстоятельствах почти одно и то же.
— Я просто взял всего понемножку, чтобы ты выбрала еду себе
по вкусу, вот и все.
Приступ смеха постепенно угасал, однако Рози продолжала
улыбаться, глядя на него. Больше всего ее поразила не предусмотрительность
Билла, от которой он казался только моложе, а открытость и искренность,
делавшие его старше.
— Билл, я могу есть практически все, — сказала она.
— Я так и думал, — произнес он, присаживаясь на скамейку
рядом с ней. — Но дело совершенно в ином. Мне важно не то, что ты можешь
терпеть или с чем согласна примириться. Гораздо важнее узнать, что тебе
нравится. Я хочу дать тебе все, что ты желаешь, все, что нравится, потому что
ты свела меня с ума.
Она посмотрела на него серьезно — теперь ей было совсем не
смешно — и, когда он взял в ладонь ее руку, накрыла ее своей ладонью. Мысленно
Рози все еще продолжала переваривать то, что Билл сказал, и получалось с трудом
— похоже на то, как мы пытаемся пронести громоздкий предмет мебельного
гарнитура через узкий дверной проем, поворачивая его и так, и этак, чтобы найти
подходящий угол наклона.
— Но почему? — спросила она. — Почему я?
Он покачал головой.
— Не знаю. Факт в том, Рози, что у меня вообще мало знаний и
опыта в отношении женщин. Я встречался с девушкой, когда учился в старшей
школе, и мы, наверное, переспали бы в конце концов с ней, но она уехала в
другой город прежде, чем это случилось. У меня была девушка на первом курсе
колледжа, с которой мы все-таки переспали. Потом пять лет назад повстречал еще
одну — где бы ты думала? В зоопарке. Мы были помолвлены. Ее звали Бронуин
О'Хара. Звучит как имя героини романа Маргарет Митчелл, правда?
— Красивое имя.
— И красивая девушка. Она умерла от расширения сосудов
мозга.
— О Билл!.. Мне так жаль…
— С тех пор я имел дело с парой девушек, и я не
преувеличиваю — с парой девушек, точка, конец рассказа. Родители все время
ссорятся из-за меня. Отец говорит, что я умру девственником, мать требует,
чтобы он оставил меня в покое и перестал браниться. Только она произносит
«бганиться».
Рози улыбнулась.
— А потом ты пришла в магазин и выбрала ту картину. Ты
знала, что должна заполучить ее, с самого начала, так ведь?
— Да.
— Примерно то же самое я почувствовал к тебе. Знаешь, я
хотел сказать тебе кое-что. То, что здесь происходит, не вызвано ни добротой,
ни благотворительностью, ни чувством долга. То, что здесь сейчас происходит,
абсолютно не связано с тем фактом, что бедная Рози прожила тяжкую несчастную
жизнь. — Он помедлил и затем добавил: — Это потому, что я люблю тебя.
— Ты не можешь знать наверняка. По крайней мере, пока.
— Я знаю то, что я знаю, — возразил он, и интонации мягкой
настойчивости в его голосе слегка испугали ее. — А теперь давай покончим с
мыльными операми и перейдем к делу — прошу к столу.
И они приступили к ленчу. А когда наконец покончили с ним и
Рози почувствовала, что эластичная резинка трусиков врезается в кожу живота,
натянутую, как на барабане, они сложили остатки завтрака в сумку-холодильник и
снова закрепили ее на багажнике «харлей-дэвидсона». Никто не появился; Шорлэнд
принадлежал только им двоим. Они опять подошли к воде и опять сели на большой
обломок скалы. Рози начала испытывать к этому камню сильные чувства; к такому
камню, думала она, можно возвращаться раз или два в году просто для того, чтобы
поблагодарить его… разумеется, если все закончится хорошо. А к тому имелось
достаточно признаков, насколько она могла судить. Собственно, она не знала, был
ли в ее жизни более счастливый день.
Билл обнял ее, затем бережно повернул лицо Рози к себе и
начал целовать ее. Через пять минут она по-настоящему испугалась, что вот-вот
упадет в обморок — происходящее казалось сном, родившимся в затуманенном
сознании, возбуждение ее достигло невероятной силы, в памяти мелькали все те
книги, рассказы и фильмы, которых она раньше не понимала и принимала на веру.
Как слепой, вынужденный принимать на веру утверждение зрячего о том, что
солнечный закат красив. Щеки пылали, грудям, нежным и порозовевшим от его
прикосновений через тонкую ткань блузки, было тесно, и она пожалела, что надела
бюстгальтер. От этой мысли еще сильнее бросило в жар. Сердце в груди пустилось
в бешеный галоп, но это хорошо. Все хорошо. Она перешагнула границу обыденной
реальности и ступила на территорию страны чудес. Рози опустила руку и
почувствовала, насколько тверда его плоть. Ей показалось, что она прикасается к
камню, с тем отличием, что камень не пульсировал бы под ладонью, как ее собственное
сердце.
На минутку он позволил ее руке находиться там, затем
осторожно убрал и поцеловал в ладонь.
— На сегодня хватит, — произнес он хрипло.
— Но почему? — Она посмотрела на него открыто, без ложной
стыдливости или притворства. За всю жизнь Рози знала только одного мужчину,
Нормана, а он не принадлежал к тем, кто возбуждался от простого прикосновения
через брюки. Иногда — а за последние несколько лет все чаще и чаще — он не
возбуждался вовсе.
— Потому что, если мы не остановимся, я потом не смогу
ходить.
Она посмотрела на него, сдвинув брови, с такой искренней
озадаченностью, что он не выдержал и засмеялся.
— Не обращай внимания, Рози. Просто я хочу, чтобы в первый
раз, когда мы займемся любовью, у нас все было в порядке — чтобы не кусались
комары, под спину не попал кусок дубовой коры, а компания студентов не
появилась в самый неподходящий момент. Кроме того, я обещал доставить тебя
назад к четырем часам, чтобы ты могла продавать футболки, а я не хочу потом
обгонять секундную стрелку.
Рози посмотрела на часы и с испугом увидела, что уже десять
минут третьего. Как такое возможно, если они посидели на скале жалких пять, от
силы десять минут? Хотя и неохотно, но ей пришлось с радостью признать, что они
здесь, видимо, гораздо дольше — полчаса, а то и все сорок пять минут.
— Идем, — позвал он ее, соскальзывая со скалы, и поморщился,
когда подошвы ног коснулись воды.
