Очень много.
9
Несмотря на все случившееся, поездка на мотоцикле от
полицейского управления до Трентон-стрит доставила ей ничуть не меньшее
удовольствие, чем утреннее путешествие на озеро. Она прижималась к спине Билла,
ведущего мотоцикл по лабиринту городских улиц, и большой «харлей-дэвидсон»
уверенно рассекал сгущающийся туман. Последние три квартала ей казалось, что
они движутся по коридору сна с обитыми ватой стенами. Фара «харлея» вырывала из
тумана яркий цилиндрический кусок пространства, словно луч фонаря в прокуренной
комнате. Когда Билл в конце концов свернул на Трентон-стрит, дома превратились
в призраки, а Брайант-парк скрылся за непроницаемой белой стеной.
Перед домом номер восемьсот девяносто семь стоял обещанный
Хейлом черно-белый полицейский автомобиль с надписью на боку «Служить и
защищать». Перед полицейской машиной оказалось свободное место. Билл свернул на
этот пятачок, ногой перевел рычаг переключения скоростей в нейтральное
положение и выключил зажигание.
— Ты вся дрожишь, — заметил он, помогая ей слезть с
мотоцикла.
Она кивнула и, заговорив, обнаружила, что ей нужно приложить
немалые усилия, чтобы зубы не стучали. Дело не в холоде, а во влажности. Но
даже тогда она внутренне понимала, что дело не в том и не в другом; где-то на
глубинном уровне Рози сознавала, что все развивается не так, как должно.
— Ладно, давай спрячем тебя в сухое теплое место. — Он убрал
два шлема, вытащил ключ из замка зажигания «харлея» и сунул его в карман.
— Самая замечательная мысль века, — прокомментировала она.
Он взял ее за руку и повел по тротуару к ступенькам жилого
дома. Когда они проходили мимо черно-белой машины, Билл поднял руку и
приветственно помахал полицейскому за рулем. Полицейский высунул руку из окошка
в ленивом ответном салюте, и в свете уличного фонаря на его пальце сверкнуло
кольцо. Его напарник, по всей видимости, спал.
Рози раскрыла сумочку, выудила ключ, чтобы отпереть дверь
подъезда в этот поздний час, вставила его в замочную скважину и повернула. Она
почти не соображала, что делает, все положительные эмоции смел и раздавил
нахлынувший с новой силой страх, навалившийся на нее, как огромная чугунная
болванка, падающая с чердака старого обветшалого дома, пробивая здание этаж за
этажом, до самого основания. Живот ее свело от леденящего холода, волнами
накатывала головная боль, и не могла понять почему.
Она увидела нечто, и была до такой степени поглощена
отчаянными попытками найти разумное объяснение своему состоянию, понять это
самое «нечто», что ее слух не воспринял, как с легким щелчком открылась дверца
полицейской машины и так же негромко закрылась. Она не услышала и слегка
поскрипывающих шагов человека, идущего по тротуару за ними следом.
— Рози?
Голос Билла из темноты. Они находились уже в вестибюле, но
она с трудом могла рассмотреть висевший справа на стене портрет какого-то
старикашки (если она не ошибалась, это был Кэлвин Кулидж) или ветвистый силуэт
вешалки с медными ножками и блестящими медными крючками, стоящей у основания
лестницы. Черт побери, почему здесь так темно?
Потому что свет не включен, разумеется, вот почему. Однако в
сознании звучал и другой, более сложный вопрос; отчего коп на пассажирском
сиденье черно-белой полицейской машины спал в такой неудобной позе, уткнувшись
подбородком в грудь и натянув фуражку на лоб так низко, что больше походил на
злодея из гангстерского фильма тридцатых годов? И почему он вообще спит, если
на то пошло, когда объект, за которым поручено наблюдать, должен вот-вот
появиться? «Хейл разозлился бы, если бы узнал, — подумала она вскользь. — Он наверняка
захотел бы поговорить с этим копом. Он захотел бы поговорить с ним начистоту».
— Рози? Что случилось?
Размеренные звуки шагов за ними ускорились и перешли на
частый топот бегущего человека.
Она мысленно прокрутила картину в обратную сторону, как
видеопленку с записью. Увидела, как Билл приветствует взмахом руки копа за
рулем черно-белой машины, словно говоря ему: «Привет, приятно видеть вас
здесь». Увидела, как коп поднял руку в ответном приветствии и как отразился на
его кольце свет уличного фонаря. Машина находилась слишком далеко, чтобы она
могла прочесть слова, выгравированные на кольце, и тем не менее Рози знала, что
там написано. Она много раз видела те же слова отпечатанными на своем собственном
теле, как штамп службы санитарного надзора за качеством пищевых продуктов.
«Служба, верность, общество». Легкие шаги торопливо следовали за ними по
ступенькам. С громким и резким стуком захлопнулась входная дверь. Кто-то хрипло
и тяжело дышал внизу, у основания лестницы, и Рози ощутила запах одеколона
«Инглиш Ледер».
10
Рассудок Нормана сорвался в новую, в этот раз очень глубокую
пропасть беспамятства, когда он стоял без рубашки перед раковиной на кухне
«Дочерей и сестер», смывая кровь с лица и груди. Повисшее низко над горизонтом
оранжевое солнце ослепило его, когда он поднял голову и потянулся за
полотенцем. Он дотронулся до полотенца, а затем, казалось, без малейшей паузы,
не успев моргнуть глазом, оказался снаружи, где было темно. На голове его снова
красовалась кепка с эмблемой «Уайт Соке». Кроме того, он был в плаще «Лондон
Фог». Одному Богу известно, где он раздобыл его, но одежда пришлась очень
кстати, ибо на город опустился густой туман. Норман провел ладонью по дорогой
водостойкой ткани плаща и ему понравилось ощущение. Элегантная вещица. Он еще
раз попытался вспомнить, где и как стал его обладателем, но не смог. Не убил ли
он кого? Может, и так, друзья и соседи, может, и так; все возможно, когда
человек находится в отпуске.
Он окинул взглядом Трентон-стрит и увидел машину городской
полицейской службы — в те годы, когда Норман только начинал карьеру копа, такие
машины называли «чарли-дэвидами», — завязшую по самую крышу в тумане примерно в
трех четвертях пути до следующего перекрестка. Он сунул руку в глубокий левый
карман плаща — черт побери, по-настоящему шикарный плащ, надо отдать должное
чьему-то вкусу — и нащупал что-то резиновое и смятое. Он радостно улыбнулся.
— El toro, — прошептал он. — El toro grande.
Норман сунул руку в другой карман, не зная, что там
обнаружится, но уверенный, что там находится предмет, без которого ему не
обойтись.
Он наткнулся на него, коснувшись кончиком среднего пальца,
вздрогнул от боли, затем осторожно извлек его из кармана. В тусклом свете
уличных фонарей блеснул хромированный нож для открывания писем, взятый на
письменном столе Мод.
«Как она верещала», — подумал он и усмехнулся, поворачивая
нож в руке, позволяя свету фонаря белой жидкостью пробежаться по лезвию. Да,
она верещала… но потом замолкла. В конце концов, девочки всегда замолкают,
отчего всем становится намного легче.
