Пальцы уродливой руки провели по гладкой коже на виске.
Паучья пасть расползлась в усмешке. Глаза сверкнули в темноте.
— Смой краску с волос, — прошептала Мареновая Роза. — В
блондинки ты не годишься.
Их взгляды встретились. Остановились. Рози обнаружила, что
не может отвести свой в сторону; его словно притягивало лицо другой женщины.
Рядом — и невообразимо далеко — сидел Билл, послушно глядя на руки. На лбу и
щеках Билла подрагивали искорки выступивших капель пота. Первой отвела взгляд
Мареновая Роза.
— Доркас.
— Мэм?
— Ребенок…
— Будет готов, как только скажете.
— Хорошо, — кивнула Мареновая Роза. — Мне не терпится
увидеть ее, к тому же нам пора отправляться в путь. И тебе тоже нужно
поторапливаться, Рози Настоящая. Тебе и твоему мужчине. Видишь, я могу назвать
его и так. Твой мужчина, твой мужчина. Но перед тем, как уйти…
Мареновая Роза протянула руки. Медленно, словно под
гипнозом, Рози встала и шагнула в распростертые объятия. Темные пятна,
бродившие под кожей Мареновой Розы, оказались лихорадочно горячими, как ей и
представлялось — Рози подумала, что почти чувствует их движение собственной
кожей. Все остальные чести тела женщины в хитоне — женщины в дзате — оставались
холодными, как у трупа.
Но Рози больше не испытывала страха. Мареновая Роза
поцеловала ее в щеку — высоко, у самой скулы — и прошептала:
— Я люблю тебя, маленькая Рози. Жаль, что нам не довелось
повстречаться раньше, чтобы ты увидела меня в более выгодном свете, но мы и так
неплохо поладили, верно? Мы поладили. Только не забывай о древе.
— Каком древе? — раздосадованно спросила Рози. — Каком
древе?
Но Мареновая Роза покачала головой с не подлежащей сомнению
категоричностью и отступила на шаг, выпуская Рози из своих объятий. Рози в
последний раз взглянула в изуродованное лицо и снова вспомнила лисицу с
лисятами.
— Я — это ты? — прошептала она. — Скажи правду, я — это ты?
Мареновая Роза улыбнулась. Совсем чуть-чуть, но на миг перед
Рози разверзлась пасть чудовища, и она невольно содрогнулась.
— Не задумывайся над этим, маленькая Рози. Я слишком стара и
больна для подобных вопросов. Философствование — удел здоровых. Если ты не
забудешь о древе, это не будет иметь значения, поверь мне.
— Я не понимаю…
— Тс-с-с. — Она прижала палец к ее губам. — Повернись, Рози.
Повернись и уходи, чтобы не видеть меня больше. Пьеса окончена.
Рози повернулась, взяла Билла за руки (он по-прежнему держал
их сцепленными между коленей; его напряженные переплетенные пальцы напоминали
тугой узел) и подняла его на ноги. И снова мольберт исчез, а стоявшая на нем
картина — набросок ее ночной комнаты, сделанный небрежными тусклыми мазками
масляных красок, — выросла до невероятных размеров. И снова картина перестала
быть картиной, превратившись в окно. Рози направилась к нему, думая лишь о том,
чтобы как можно быстрее оказаться по ту сторону, покинуть таинственный мир,
уйти из него навсегда. Билл потянул ее за руку, останавливая. Он повернулся к
Мареновой Розе и заговорил, не позволяя взгляду подняться выше ее груди. — Спасибо,
что помогли нам.
— Не стоит благодарностей, — сдержанно откликнулась
Мареновая Роза. — Отплати мне своим хорошим отношением к ней.
«Я плачу», — с содроганием вспомнила Рози. — Идем. — Она
потянула Билла за рукав. — Пожалуйста, идем.
Он, однако, задержался еще на миг.
— Да, — сказал он. — Я всегда буду относиться к ней хорошо.
Тем более теперь, зная, что ждет людей, которые обращаются с ней плохо. Знаю
лучше, чем мне, наверное, хотелось бы.
— Какой привлекательный мужчина, — рассеянно произнесла
Мареновая Роза, и затем ее голос изменился — стал безжизненным и отрешенным. —
Забирай его, пока не поздно, Рози Настоящая! Забирай, пока еще не слишком
поздно!
— Уходите! — крикнула Доркас. — Уходите вдвоем сейчас же!
— Но прежде отдай то, что принадлежит мне! — закричала
Мареновая Роза, и сейчас этот пронзительный крик даже отдаленно не напоминал
человеческий. — Верни мне мое, сука!
Нечто — не рука, нечто слишком тонкое, чтобы являться рукой,
— рассекло темноту и скользнуло по коже плеча задыхающейся в диком вопле Рози
Макклендон.
Оглохшая от собственного испуганного вопля, Рози сорвала с
руки золотой браслет и швырнула его под ноги возвышающегося над ней
извивающегося чудовища. Она заметила, как Доркас бросилась вперед и схватила
чудовище обеими руками, стараясь сдержать его, и поняла, что миг промедления
может стоить ей жизни. Вцепившись в Билла, она потащила его за собой к картине,
выросшей до размеров окна.
3
Она не споткнулась, как в прошлый раз, но все же упала, а не
шагнула из картины. Рядом свалился Билл. Они растянулись во весь рост на дне
встроенного шкафа в пятне серебристого лунного света. Билл при падении ударился
головой о стенку шкафа, судя по звуку, довольно ощутимо, но, похоже, не
почувствовал боли.
— Никакой то был не сон, — сказал он. — Господи, мы были в
картине! В картине, которую ты купила в тот день, когда мы познакомились!
— Нет, — запротестовала она спокойно. — Ничего подобного.
Пятно лунного света вокруг них начало одновременно сокращаться
и становиться ярче. Через несколько секунд оно потеряло строгие очертания
трапеции и приобрело форму круга. Словно дверь за ними постепенно сужалась, как
диафрагма фотоаппарата. Рози ощутила желание обернуться и посмотреть на
происходящее, но сдержалась. А когда Билл попытался оглянуться, она мягко, но
настойчиво взяла ладонями его голову и повернула к себе.
— Не надо, — попросила она. — Какой от этого прок? Что бы
там ни произошло, всему настал конец.
— Но…
Пятно света сократилось до ослепительно яркой точки, и в
голове Рози вихрем пролетела мысль о том, что, если Билл сейчас возьмет ее за
руки и выведет на середину комнаты для танца, свет, словно луч прожектора,
последует за ними.
— Не надо, — повторила она. — Забудь обо всем, что видел.
Пусть все станет, как было.
— Но где Норман, Рози?
— Его больше нет, — просто ответила она и тут же добавила
вдогонку. — Как и свитера, и куртки, которую ты мне одолжил. Свитерок был
паршивый, а вот куртку жалко.
— Эй! — Он уставился на нее в немом потрясении. — Не потей
из-за чепухи!
Пятнышко холодного света сжалось до размеров спичечного
коробка, затем булавочной головки, а потом исчезло, оставив на сетчатке глаз
плавающий белый отпечаток. Она заглянула в шкаф. Картина находилась там, куда
она положила ее после своего первого путешествия в нарисованный неизвестным
художником мир, но она опять изменилась. Теперь на полотне были изображены лишь
вершина холма и полуразрушенный храм у подножия, освещенные последними лучами
висящей у самого горизонта луны. Пейзаж, от которого веет тишиной и покоем и
где нет даже намека на близость человека, делали картину, по мнению Рози, еще
более похожей на классическую.
