— С большой буквы.
— Верно. — Она мимоходом взглянула на подпись на листке и
положила его на полку справа от себя, где, Рози не сомневалась, листок
затеряется в общей куче бумаг еще до окончания дня.
— Ну вот, — произнесла Анна тоном человека, который только
что покончил с неприятными, но необходимыми формальностями и теперь может
свободно перейти к тому, что ему действительно нравится. — Что вы можете
делать?
— Делать? — переспросила Рози. Ей неожиданно стало плохо.
Она поняла, что сейчас произойдет.
— Да, делать. Что вы умеете делать? Скоропись, например?
— Я… — Она сглотнула. Когда-то, в старшей школе, она два
года училась скорописи и получала отличные оценки, но те дни давно прошли, и
сейчас она вряд ли вообще сможет писать без орфографических ошибок. — Нет.
Когда-то училась, но не более того.
— Другие секретарские навыки?
Рози медленно покачала головой. В глазах снова защипало. Она
отчаянно заморгала, пытаясь сдержать теплые слезы. Переплетенные пальцы рук
опять засверкали белыми костяшками.
— Печатать на машинке умеете?
— Нет.
— Математика? Бухгалтерский учет? Банковское дело?
— Нет!
Анна Стивенсон поискала в бумажных дебрях карандаш, извлекла
его и в задумчивости постучала резинкой на конце карандаша по белым зубам.
— Вы могли бы работать официанткой?
Рози невыносимо хотелось дать хоть один положительный ответ,
но она представила огромные подносы, которые приходится таскать официанткам
весь день напролет… а потом вспомнила о своей пояснице и почках.
— Нет, — прошептала она. Она проиграла битву со слезами;
маленькая комната и женщина, сидящая за столом напротив, расплылись, их
заволокло туманом. — Во всяком случае, не сейчас. Может, через месяц-другой.
Спина… она слишком слаба сейчас.
Господи, до чего же похоже на ложь! Услышав подобные фразы
по телевизору, Норман цинично смеялся и принимался разглагольствовать о
благотворительных «кадиллаках» и талонах на бесплатное питание для миллионеров.
Однако Анна Стивенсон, похоже, не очень обеспокоилась.
— Что же вы все-таки умеете делать, Рози? Хоть какими-то
профессиональными навыками вы обладаете?
— Да! — воскликнула она, приходя в ужас от резких, сердитых
интонаций в собственном голосе и не желая не только спрятать, но даже
приглушить их. — Да, почему же нет? Я могу вытирать пыль, я могу мыть сосуду, я
могу стелить постели, я могу пылесосить ковры, я могу приготовить ужин для
двоих человек, я могу заниматься любовью с мужем раз в неделю. И еще я могу
сносить побои. Да, это мое главное умение. Как вы думаете, в окрестных
спортивных залах нет открытой вакансии спарринг-партнера для начинающих
заниматься боксом?
А потом она по-настоящему разрыдалась. Она рыдала,
уткнувшись лицом в ладони, как часто делала за годы, прошедшие со дня их
свадьбы, рыдала в полный голос и ожидала, когда Анна наконец скажет, чтобы она
выметалась на улицу, что они могут найти на свободную койку другую женщину,
которая не станет демонстрировать свое остроумие.
Что-то коснулось ее руки. Открыв глаза, Рози увидела перед
собой коробочку с салфетками «Клинекс», которую протягивала ей Анна Стивенсон.
И — невероятно, но это так — Анна Стивенсон улыбалась.
— Не думаю, что вам придется становиться чьим-нибудь
спарринг-партнером, — проговорила она, — Мне кажется, все у вас со временем
образуется — так ведь всегда бывает, поверьте. Возьмите салфетку и утрите
слезы.
И пока Рози приводила себя в относительный порядок, Анна
рассказала ей об отеле «Уайтстоун», с которым «Дочери и сестры» поддерживают
давние и взаимовыгодные отношения. Отель «Уайтстоун» принадлежит корпорации, в
директорский совет которой в свое время входил отец Анны, и немало женщин с
удовольствием брались за работу в отеле. Оплачиваемую, разумеется. Анна
сообщила Рози, что ей придется трудиться ровно столько, сколько позволит
больная спина, а если через двадцать один день общее физическое состояние не
улучшится, работу нужно будет оставить, чтобы пройти в больнице тщательное
медицинское обследование.
— Кроме того, вы начнете работать в паре с женщиной, которая
уже знает, что к чему. Скажем так, с консультантом, который живет в «Дочерях и
сестрах» постоянно. Она будет обучать вас и отвечать за вас. Если вы украдете
что-нибудь, отвечать придется ей, а не вам… но вы ведь не склонны к воровству,
я надеюсь?
Рози затрясла головой.
— Кроме кредитной карточки мужа, я за всю жизнь ничего не
украла, да и ею воспользовалась только раз. Чтобы он меня не выследил.
— Вы останетесь в «Уайтстоуне», пока не подыщете себе
что-нибудь более подходящее, а это обязательно случится — не забывайте о
Провидении.
— С большой буквы.
— Да. Мы просим вас лишь об одном: постарайтесь выполнять
свои обязанности в «Уайтстоуне» как можно лучше — хотя бы ради тех женщин,
которые придут после вас, если не по другим причинам. Вы понимаете, что я хочу
сказать?
— Да, — кивнула Роза. — Чтобы они потом тоже могли
воспользоваться этой возможностью.
— Чтобы они потом тоже могли воспользоваться этой
возможностью. Совершенно верно. Хорошо, что вы оказались здесь, Рози
Макклендон.
Анна встала из-за стола и протянула обе руки жестом, в
котором чувствовалось уже не едва заметное, а явно бросающееся в глаза
неосознанное высокомерие, которое Рози увидела в ней и раньше. Помедлив
мгновение, Рози встала и приняла протянутые руки. Их вальцы соединились над
заваленным бумагами столом.
— Мне осталось сообщить вам еще о трех вещах, — сказала
Анна, — Это важно, поэтому я прошу, чтобы вы успокоились и выслушали меня
внимательно. Сможете?
— Да, — ответила Рози, очарованная взглядом голубых глаз
Анны Стивенсон.
— Во-первых, то, что вы взяли кредитную карточку, не
означает воровства. Деньги принадлежат не только ему, но и вам в одинаковой
степени. Во-вторых, в том, что вы хотите вернуть свою девичью фамилию, нет
ничего, противоречащего закону. Она остается за вами на протяжении всей жизни.
В-третьих, вы можете стать свободной, если захотите.
Она умолкла, глядя на Рози своими замечательными голубыми
глазами, не отпуская ее рук.
— Вы меня понимаете? Вы можете стать свободной, если
захотите. Свободной от его кулаков, свободной от его мыслей, свободной от него.
Хотите ли вы этого? Хотите ли вы стать свободной?
