— Я собираюсь прочесть книгу, которая называется «Сияющий
луч», — заговорила она, надеясь, что ее голос звучит нормально. — Она была
издана в тысяча девятьсот пятьдесят первом году издательством «Лайон Букс»,
маленькой компанией, выпускавшей книги в мягких переплетах. Хотя на обложке
написано, что автором является… хватит или еще?
— Магнитофон настроен, — сообщил Куртис, отталкиваясь ногами
и перекатываясь в кресле на колесиках от одного конца панели с аппаратурой к
другому. — Поговорите еще чуть-чуть, пока я займусь эквалайзером.
— Отлично, отлично, — вставила Рода, и Рози подумала, что
облегченные интонации в голосе режиссера ей не почудились.
Слегка приободрившись, она снова обратилась к микрофону.
— На обложке значится, что автор книги — некий Ричард Расин,
однако мистер Леффертс — Роб — говорит, что на самом деле книгу написала
женщина по имени Кристина Белл. Книга является частью несокращенного
радиосериала «Женщины в масках», и я получила эту работу, потому что женщине,
которая должна была читать романы Кристины Белл, предложили…
— У меня все, — перебил ее Куртис Гамильтон.
— Боже мой, она говорит, как Лиз Тейлор в «Баттерфилд-8», —
заметила Рода и вдруг зааплодировала.
Робби кивнул. Он улыбался, явно довольный и Рози, и собой.
— Рода будет подсказывать и помогать вам, но если вы
прочитаете так, как читали «Темные аллеи» возле «Либерти-Сити», мы все будем
счастливы.
Рози наклонилась, едва успев остановиться, чтобы не
стукнуться головой о крышку стола, и достала из холодильника бутылку воды
«Эвиан». Открывая ее, она обратила внимание на заметную дрожь в руках.
— Я постараюсь сделать все, что могу. Обещаю.
— Мы знаем, — откликнулся он.
«Думай о женщине на холме, — велела себе Рози. — Подумай о
том, как она стоит на вершине прямо сейчас, не боясь ничего — того, что
приближается к ней в ее мире, того, что подкрадывается за ее спиной из моего.
Она безоружна, и все же не боится — тебе совсем не обязательно заглядывать ей в
лицо, чтобы понять это, ты видишь, что ей не страшно, по изгибу спины. Она…»
— …готова ко всему, — пробормотала Рози, Робби приник к
стеклу со своей стороны.
— Простите? Я не расслышал.
— Я сказала, что готова, — произнесла Рози.
— Уровень отличный, — вставил Куртис и повернулся к Роде,
которая положила перед собой рядом с блокнотом свою копию романа. — Начинаем по
вашей команде, маэстро.
— Отлично. Рози, давайте покажем им, как надо работать, —
сказала Рода.
— Кристина Белл. «Сияющий луч». Заказчик — «Аудио консептс».
Режиссер — Рода Саймонс. Читает Рози Макклендон. Лента пошла. Начинайте читать
на счет раз, и… раз!
«Господи, я не могу!» — в неведомо какой раз подумала Рози.
Затем сузила поле своего сознания до единственного ослепительно яркого образа:
она представила золотой браслет, надетый на правую руку женщины в мареновом
хитоне чуть выше локтя. И когда образ выкристаллизовался в мозгу, свежие волны
паники отступили.
— Глава первая.
Нелла догадалась, что ее преследует мужчина в поношенном
плаще, только тогда, когда оказалась между уличным фонарем и замусоренным
переулком слева, разверстым, как челюсти старика, умершего с непережеванной
пищей во рту. Но было уже поздно. Она услышала топот ботинок со стальными
набойками на каблуках. Топот приближался, и большая грязная рука потянулась к
ней из темноты…»
3
Рози вставила ключ в замочную скважину двери своей квартирки
на втором этаже дома на Трентон-стрит в пятнадцать минут восьмого. Ее одолевала
усталость, ей было жарко — в этом году лето пришло в город очень рано, — однако
все чувства подавляло счастье. На руке Рози висела большая сумка с покупками.
На самом верху лежала стопка желтых листовок, сообщавших о предстоящем летнем
пикнике и концерте, который устраивают «Дочери и сестры». Рози заглянула в
«Дочери и сестры», чтобы рассказать, как прошел первый день на работе (ее
буквально распирало от желания поделиться своей радостью), и перед уходом Робин
Сент-Джеймс спросила, не могла бы она захватить с собой пачку листовок и
раздать их соседям. Рози, стараясь не показать, какую гордость она испытывает
оттого, что у нее есть соседи, согласилась взять столько, сколько ей дадут.
— Ты просто палочка-выручалочка, — сказала Робин. В этом
году ей поручили распространять билеты, и она не скрывала, что дела шли из рук
вон плохо. — И если кто-нибудь начнет расспрашивать, Рози, скажи им, что это не
молодежная тусовка. И что мы не лесбиянки. Эти дурацкие истории составляют
половину проблем с продажей билетов. Обещаешь?
— Конечно, — ответила Рози, заранее зная, что ничего
подобного делать не станет. Она не представляла, как будет читать лекцию
соседке, с которой никогда раньше не встречалась, лекцию о том, кем являются
«Дочери и сестры»… и кем они не являются.
«Но я ведь могу сказать, что они хорошие женщины, — подумала
она, включая вентилятор в углу и открывая дверцу холодильника, чтобы разгрузить
сумку с продуктами.
— Нет! Я скажу, что они леди. Настоящие леди».
Да, так звучит гораздо лучше. Мужчины — особенно те, кому
перевалило за сорок, — чувствуют себя комфортнее с этим словом, нежели с
«женщинами». Глупо, конечно (впрочем, считала Рози, то, как пыхтят некоторые
женщины над тонкими семантическими оттенками слов, еще глупее), но эти
размышления пробудили вдруг воспоминания о Нормане, о том, как он называл
проституток, которых иногда арестовывал. Он никогда не использовал слова «леди»
(оно предназначалось исключительно для жен коллег, например: «Жена Билла
Джессапа — настоящая леди»); он никогда не называл их «женщинами». Про них он
всегда говорил «девочки».
Девочки были там-то, девочки делали то-то. До этого момента
Рози даже не подозревала, насколько ненавистным стало для нее это, в общем-то,
безобидное слово «Девочки».
«Забудь о нем, Рози, его здесь нет. И никогда не будет».
Как всегда, эта простая мысль наполнила ее радостью,
удивлением и благодарностью. Ей говорили — в частности, на терапевтических
сеансах в «Дочерях и сестрах», — что эйфория в конце концов пройдет, однако она
отказывалась этому верить. Его нет рядом. Она убежала от чудовища. Она
свободна.
Рози закрыла дверцу холодильника, повернулась и окинула
взглядом комнату. Минимум мебели и полное — если не считать ее картины —
отсутствие украшений, и все же она не увидела ничего, что омрачило бы ее
радость. Замечательные кремового цвета стены, в которых никогда не находился
Норман Дэниэлс; стул, на который Норман Дэниэлс никогда не толкал ее, чтобы она
не «умничала»; телевизор, который Норман Дэниэлс никогда не смотрел,
презрительно посмеиваясь над новостями или хохоча над показываемыми в очередной
раз телешоу «Для всей семьи» или «Веселитесь». А самое главное, она не
обнаружила ни одного угла, где сидела бы, плача и думая, что рвота ни в коем
случае не должна испачкать пол, — в фартук или подол платья, и только туда.
Потому что он никогда не бывал здесь. И никогда не появится.
