— Он оказался совсем неудачным? — спросил он. — Ваш брак?
— Что вы имеете в виду? — замялась она.
— Вы сами прекрасно понимаете. Я встречаю женщину в лавке
своего отца, разговариваю с ней минут десять, и, черт возьми, со мной
происходит то, чего я меньше всего ожидаю, — я не могу забыть ее. Такое
случается только в фильмах да в рассказах на страницах журналов, которыми
завалены столы приемных в поликлиниках. Я лично никогда в это не верил. И вот,
на тебе, получите, пожалуйста. Я вижу ее лицо в темноте, когда выключаю свет. Я
думаю о ней за завтраком. Я… — Он помедлил, внимательно и встревоженно глядя на
нее. — Надеюсь, я вас не напугал?
Он действительно ее напугал, и очень здорово, и в то же
время никогда в жизни она не слышала ничего более прекрасного. У нее горело все
тело (а ступни оставались холодными как лед), она слышала усыпляющий шелест
вентиляторов над головой. Казалось, их было не меньше тысячи, целый батальон
вентиляторов.
— Эта женщина является, чтобы продать мне обручальное кольцо
с камнем, который считает бриллиантом… хотя в глубине души понимает, что камень
фальшивый. Потом, когда я узнаю, где она живет и прихожу навестить — с букетом
в руке и сердцем в пятках, если можно так выразиться, — она чуть не расшибает
мне голову банкой фруктового коктейля. Не хватает вот столько. — Он поднял
правую руку и развел большой и указательный пальцы на полдюйма. Рози вытянула
руку — левую — и развела большой и указательный пальцы на дюйм.
— Скорее вот столько, — уточнила она. — И я похожа на
Роджера Клеменса — у меня отличная реакция.
Он от души рассмеялся ее шутке — хорошим, искренним,
глубоким грудным смехом. Через секунду она захохотала вместе с ним.
— Как бы там ни было, леди не нажимает на пусковую кнопку,
она лишь легонько поглаживает ее блестящую красную поверхность, а потом прячет
ручки с оружием за спину, как мальчишка, застигнутый с «Плейбоем», который
стащил из ящика отца. Она говорит: «О Боже, извините!», и мне хочется узнать,
кто же враг, ибо оказывается, что это не я. А потом я задумываюсь над тем, до
какой степени бывшим стал ее бывший муж, потому что не всякая счастливая в
браке женщина приходит ко мне в ломбард, чтобы расстаться со своим обручальным
кольцом. Понимаете?
— Да, — кивнула она. — Думаю, да.
— Это очень важно для меня. Видите ли, если вам кажется, что
я сую нос не в свои дела, я согласен, так оно, наверное, и есть, но… за
считанные минуты эта женщина все переворачивает во мне, и я, естественно, не
желаю, чтобы у нее имелись какие-то прочные привязанности. С другой стороны,
мне не хочется, чтобы ее преследовал страх, заставляющий всякий раз, когда
кто-то звонит, открывать дверь, держа в руке банку консервированного фруктового
коктейля размером с ведро. Вы следите за ходом моих мыслей? Понимаете, что я
хочу сказать?
— Думаю, да, — сказала она. — Бывший муж, очень даже бывший.
— А потом, сама не зная почему, добавила: — Его зовут Норман.
Билл с серьезным видом склонил голову:
— Теперь я понимаю, почему вы от него ушли. Рози невольно
засмеялась и зажала рот ладонями. Лицо ее пылало огнем. Наконец ей удалось
взять себя в руки, но к тому времени из глаз потекли слезы, и ей пришлось
утереть их салфеткой. — Все нормально? — спросил он.
— Кажется, да.
— Не хотите рассказать мне о нем?
Перед ней неожиданно с четкостью ночного кошмара возник
образ. Это была старая теннисная ракетка Нормана, видавший виды «Принс» с
рукояткой, обмотанной черной лентой. Насколько она помнила, ракетка до сих пор
висела дома на стене над лестницей, ведущей в подвал. За первые годы их брака
он несколько раз колотил ее ракеткой. Потом, примерно через полгода после
выкидыша, произошло нечто гораздо более ужасное. Он изнасиловал ее с помощью
ракетки, всунув рукоятку ей в анус. Во время заседаний терапевтического кружка
в «Дочерях и сестрах» она поделилась (именно так это называлось, делиться —
слово одновременно точное и отвратительное) с остальными женщинами многим из
своего семейного «опыта», но об этой маленькой неприятности решила умолчать — о
тем, каково ощущать внутри себя обмотанную лентой рукоятку, которую вгоняет в
анальный проход оседлавший тебя мужчина, прижав коленями бедра так, что ты не
можешь пошевелиться; каково чувствовать, как он наклоняется и говорит, что,
если ты и дальше будешь сопротивляться, он разобьет стакан с водой, стоящий на
тумбочке возле кровати, и перережет тебе горло. Каково лежать под ним, ощущая
запах мятных таблеток в его дыхании и думать, что он вот-вот разорвет тебя на
части.
— Нет, — отказалась она, благодарная своему голосу за то,
что он не дрожит. — Я не хочу говорить о Нормане. Он обращался со мной плохо и
потому я от него ушла. Конец рассказа.
— Вполне исчерпывающее жизнеописание, — заметил он. — И он
исчез из жизни навсегда?
— Навсегда.
— Знает ли он об этом? Я спрашиваю потому, что вспоминаю,
как вы открыли мне дверь. Вряд ли вы ожидали увидеть представителя церковной
общины Всех святых.
— Не знаю, известно ли ему об этом, — призналась она после
нескольких секунд раздумий — ибо вопрос показался ей очень уместным.
— Вы боитесь его?
— О да. Очень. Но это не обязательно что-то значит. Я боюсь
всего. Все представляется мне новым. Мои друзья в… мои друзья говорят, что я
перерасту свой страх, но я не уверена.
— И все же вы не побоялись пойти со мной на ужин.
— Как же! У меня до сих пор коленки дрожат.
— Но почему вы тогда согласились?
Она открыла рот, чтобы высказать то, о чем думала раньше, в
автомобиле по пути к ресторану — что он застал ее врасплох и она просто не
успела отказаться, — и потом снова закрыла его. Это правда, но это не вся
правда внутри правды, к тому же они коснулись темы, которую она не хотела
обходить стороной. Рози не знала, и не могла знать, есть ли у них двоих
какое-то будущее, ожидающее за дверью ресторана «Попе Китчен», или ужином все и
закончится, но если их отношениям суждено иметь продолжение, увиливания и
умолчания вряд ли являются хорошим началом на этом пути.
— Потому что мне хотелось, — сказала она. Ее голос прозвучал
тихо, но отчетливо.
— Хорошо. Больше об этом ни слова.
— И о Нормане, ладно?
— Его правда так зовут? Или вы меня разыгрываете?
— Правда.
— Как у Бейтс?
— Как у Бейтс.
— Могу я задать вам еще один вопрос, Рози?
Она слабо улыбнулась.
