— Никакого Бендера я не знаю и знать не хочу, — заявила она
— А теперь давайте, парни, проваливайте отсюда.
До этих пор все отчеты сходятся, однако затем в приводимых
свидетельствах имеются значительные противоречия. Норман и Харли хором заявили,
что мисс Уэнди Ярроу (которую той весной и следующим летом на кухне дома
Нормана чаще называли «черномазой сучкой») выхватила из сумочки пилочку для
ногтей и нанесла ею две раны Норману. Верно, на лбу и на правой ладони у него
осталось два неглубоких длинных пореза, однако мисс Ярроу утверждала, что
ладонь он разрезал себе сам, а второй порез — дело рук его напарника. Это они
сделали после того, продолжала мисс Ярроу, как втолкнули ее внутрь двенадцатого
номера, разбили ей нос, сломали четыре пальца, превратили в крошку кость
ступни, надавливая ногой изо всех сил (по очереди, утверждала она), вырвали
добрую половину волос и наградили парой дюжин ударов в нижнюю часть живота.
Ищейкам из отдела внутренних расследований она заявила: тот, что пониже,
изнасиловал ее. Другой, широкоплечий, тоже пытался последовать его примеру, но
поначалу не мог совладать с инструментом, который упрямо отказывался
подниматься. Он несколько раз укусил ее за груди и плечи и лишь после этого
пришел в готовность, но не успел воспользоваться эрекцией. «Хотел всунуть, да
кончил, — сообщила мисс Ярроу сотрудникам отдела внутренних расследований, —
забрызгал мне все ляжки. А потом снова принялся бить. Он сказал, что хочет
поговорить со мной начистоту. Только почти весь разговор свелся к кулакам».
Теперь же, лежа на постели в номере отеля «Уайт-стоун», на
простынях, которые держала в руках его жена, Норман перевернулся на бок и
попытался выбросить из головы неприятные воспоминания о восемьдесят пятом годе.
Мысли упрямо возвращались к нему. Ничего удивительного; всякий раз, когда он
начинал думать о том печальном дне, его словно заклинивало и он не мог
избавиться от навязчивых воспоминаний.
«Мы совершили ошибку. Мы доверились коверному клоуну в
свитере с эмблемой „Буффало Биллз“.»
Да, это было ошибкой, притом довольно грубой. А потом они
поверили, что женщина, которая по виду вполне могла являться подружкой Ричи
Бендера, находится в его номере, и это стало либо второй ошибкой, либо
продолжением первой, что, впрочем, не имеет решающего значения, поскольку
результат в любом случае один и тот же. Мисс Уэнди Ярроу оказалась занятой
неполный день официанткой, работающей опять же неполный день проституткой,
законченной наркоманкой, однако она находилась не в комнате Ричи Бендера,
собственно, она даже не подозревала, что на планете существует такое создание,
как Ричи Бендер. Как выяснилось позже, Ричи Бендер действительно ограбил
магазин, попутно прикончив кассира, но его номер располагался не между
автоматами по продаже кока-колы и газет — там проживала Уэнди Ярроу, и мисс
Ярроу пребывала в одиночестве, по крайней мере, в тот невезучий день.
Комната Ричи Бендера оказалась по другую сторону от автомата
по продаже кока-колы. Ошибка едва не стоила Норману Дэниэлсу и Харли
Биссингтону работы, но, в конце концов, сыщиков из отдела внутренних
расследований удалось убедить в правдивости истории с пилочкой для ногтей, а
кроме того, судебная экспертиза не обнаружила следов спермы, чтобы подтвердить
истинность выдвинутых мисс Ярроу обвинений в изнасиловании. Ее утверждение о
том, что старший из двух полицейских воспользовался презервативом, который затем
спустил в унитаз, так и осталось голословным.
Однако неприятности этим не исчерпывались. Даже самые
снисходительные из работников отдела вынуждены были признать, что Норман
Дэниэлс и Харли Биссингтон малость хватили через край, пытаясь утихомирить не
отличающуюся особой физической силой взбесившуюся дикую кошку с пилочкой для
ногтей; например, требовалось как-то объяснить несколько сломанных пальцев.
Отсюда и официальный выговор. Да и выговором все не завершилось. Упрямая стерва
раскопала этого лысого еврейчика…
В мире полно упрямых сучек. Взять его жену, к примеру.
Только с этой сучкой он все-таки разберется… при том условии, конечно, что ему
удастся хоть немного поспать.
Норман перевернулся на другой бок, и тяжелые воспоминания из
восемьдесят пятого года начали наконец постепенно таять.
— В самый неожиданный момент, Роуз, — пробормотал он. — Я
приду за тобой, когда ты меньше всего ожидаешь меня.
10
«Кажется, он называл ее „черномазой сучкой“, — подумала
Рози, лежа в своей кровати. Ее сознание балансировало на грани сна, однако еще
не перешагнуло за нее, она по-прежнему слышала доносящийся из парка стрекот
сверчков. — „Черномазая сучка“. До чего же он ее ненавидел!»
Да, он искренне ненавидел ее. Во-первых, из-за того, что в
результате у него возникли неприятности с отделом внутренних расследований.
Норману и Харли Биссингтону с большим трудом удалось сохранить свои шкуры в
неприкосновенности. «Черномазая сучка» подыскала себе адвоката (лысого
еврейчика, как говорил Норман), который раздул из случившегося громадную
шумиху. В деле фигурировали Норман, Харли, все полицейское управление. Затем,
незадолго до того, как у Рози случился выкидыш, Уэнди Ярроу убили. Ее труп
обнаружили за элеватором на западном берегу озера. Осмотр засвидетельствовал
более ста ножевых ранений, у нее были отрезаны груди.
«Какой-то псих, — сообщил Норман жене, и хотя на его лице не
вспыхнула улыбка после того, как он положил телефонную трубку — кто-то из
управления не на шутку волновался, раз решил позвонить ему домой, — в его
голосе она услышала плохо скрываемое удовлетворение. — Она слишком часто
садилась за игровой стол, и дождалась, пока из колоды выскочил ягуар. Издержки
профессии».
Затем он дотронулся до ее волос, очень нежно погладил их и
улыбнулся. Не той кусачей улыбкой, от которой ей всегда хотелось кричать, тем
не менее, она почувствовала, что из горла рвется крик, потому что поняла — вот
так вот в одну секунду взяла и поняла, — что случилось с «черномазой сучкой».
«Видишь, как тебе повезло? — спросил он, поглаживая большой
ладонью то ее затылок, то плечи, то грудь. — Видишь, как тебе повезло, что не
нужно зарабатывать на панели, Роуз?»
Затем — может, через месяц, может, через полтора — он пришел
из гаража, застал ее с книгой в руках и решил, что настала пора поговорить о ее
литературных вкусах. Поговорить начистоту. Тысяча девятьсот восемьдесят пятый
адский год. Рози лежала на кровати, сунув руки под подушку и погружаясь в сон
под аккомпанемент доносившегося из парка, проникавшего через окно пения
сверчков; они трещали так близко, словно комната по мановению волшебной палочки
перенеслась на открытую поляну в парке, и она подумала о женщине с прилипшими к
мокрому от пота и слез лицу волосами, забившейся в угол с твердым, как камень,
животом, женщине, которая, закатив глаза, прислушивалась к щекочущим внутреннюю
поверхность бедер зловещим поцелуям, удаленной на многие годы от
одной-единственной капли крови на пододеяльнике, не ведавшей ни о существовании
«Дочерей и сестер», ни о том, что в мире есть мужчины вроде Билла Штайнера, — о
женщине, молившей Бога, чтобы тот предотвратил выкидыш, не допустил конца ее
короткой сладкой мечты, и которая решила потом, когда это произошло, что,
вероятно, все к лучшему. Ей было известно, как Норман выполняет свои
обязанности мужа: кто знает, каким он стал бы отцом?
