— Ты обещала рассказать мне о Нормане, Рози.
— Да-да. Дай мне придумать только, с чего начать.
Она откусила кусочек сосиски, наслаждаясь вкусом
пощипывающей язык кислой капусты, сделала глоток лимонада. Ей пришло на ум, что
Билл, выслушав ее историю до конца, не захочет больше знать ее, не почувствует
ничего, кроме ужаса и отвращения, к женщине, которая столько лет жила с таким
чудовищем, как Норман, но волноваться из-за этого не имело смысла. Вернее, было
уже слишком поздно. Она раскрыла рот и заговорила. Совершенно неожиданно для
нее голос зазвучал уверенно, и это ее успокоило.
Рози начала рассказывать о пятнадцатилетней девочке, которой
показалось, что она необычайно красива с повязанной в волосах розовой лентой, о
том, как эта девочка однажды вечером пошла на матч двух университетских
баскетбольных команд, потому что заседание клуба «Будущие хранительницы
семейного очага», где она должна была участвовать, в последнюю минуту отменили,
и ей пришлось чем-то занять два часа, пока за ней приедет отец, чтобы забрать
из школы. Возможно, призналась она, ей просто хотелось, чтобы люди увидели,
какая она красивая с той розовой лентой, а школьная библиотека уже закрылась.
На верхних рядах трибун рядом с ней сел юноша в спортивной куртке, крепкого
телосложения широкоплечий парень, студент, которому следовало находиться там,
на площадке, среди игроков. Он бы тоже гонялся за мячом, если бы его прошлой
зимой не вышибли из команды за драку. Рози продолжала говорить, удивленно
слушая, как с губ срываются все те слова, которые, как она думала, уйдут
невысказанными в могилу вместе с ней. Правда, о теннисной ракетке она умолчала,
эта часть истории будет похоронена вместе с ней, однако больше ничего не скрыла
— рассказала, как Норман кусал ее в течение медового месяца, как она пыталась
убедить себя в том, что это любовные игры, поведала о выкидыше, при котором
ассистировал Норман, о коренном отличии между ударами в лицо и ударами в спину.
— Поэтому мне приходится то и дело бегать на горшок, —
добавила она, нервно улыбаясь собственным рукам, — но это проходит.
Рози рассказала о том, что в первые годы брака муж часто прижигал
сигаретным окурком или зажигалкой кончики ее пальцев на руках или ногах;
смешно, конечно, но подобные пытки прекратились, когда Норман бросил курить.
Она поведала Биллу о той ночи, когда Норман вернулся с работы, молча уселся
перед телевизором, по которому показывали новости, держа поднос с нетронутым
ужином на коленях; о том, как он отставил поднос в сторону, когда ведущий
программы теленовостей Дэн Радер исчез с экрана, и принялся тыкать ее острием
карандаша, подвернувшегося под руку. Он колол ее с таким ожесточением, что на
коже оставались черные точки, похожие на родинки, но все-таки недостаточно
сильно, чтобы выступила кровь. Рози сказала, что довольно часто он причинял ей
гораздо большую боль, но никогда ей не было так страшно, как в тот раз. Наверное,
из-за его молчания. Она пыталась говорить с ним, спрашивала, что случилось, но
он не проронил ни слова — просто шел за ней, когда она пятилась (боясь бежать;
бегство стало бы зажженной спичкой, брошенной в бочку с порохом), не обращая
внимания на ее вопросы, на ее протянутые руки с растопыренными пальцами. Он
продолжал колоть ее руки, плечи, верхнюю часть груди — в тот вечер на ней был
легкий свитер с неглубоким вырезом — острием карандаша, издавая слабые пыхтящие
звуки каждый раз, когда заточенный кончик карандаша вонзался в ее кожу. В конце
концов она забилась в угол, прижала колени к груди и обхватила руками голову, а
он опустился перед ней на колени с серьезным, почти сосредоточенным выражением
лица и все колол и колол ее карандашом, пыхтя: «Пуфф! Пуфф! Пуфф!» Рози
призналась Биллу, что поняла тогда: муж собирается убить ее, она станет
единственной за всю историю человечества женщиной, принявшей смерть от простого
карандаша «Монгол» № 2… а она снова и снова напоминала себе, что ни в коем
случае не должна кричать, ибо крик может привлечь соседей, а ей не хотелось,
чтобы ее обнаружили в таком виде. Не хотелось, чтобы ее нашли еще живой. Затем,
когда она почувствовала, что вот-вот закричит, несмотря на все усилия
сдержаться, Норман неожиданно оставил ее в покое и заперся в ванной. Он пробыл
там очень долго, и Рози сказала, что собралась было убежать тогда — просто
выскочить за дверь и броситься куда глаза глядят — но на дворе стояла ночь, и
муж находился дома. Если бы, выйдя из ванной, он обнаружил, что она пропала, то
погнался бы за ней, поймал и наверняка убил, это она знала точно.
— Он свернул бы мне шею, как цыпленку, — объяснила она
Биллу, не поднимая головы. Впрочем, она пообещала себе, что обязательно сбежит
когда-нибудь; и не просто когда-нибудь, а в следующий раз, как только он
сделает ей больно. Но после той ночи Норман очень долго не притрагивался к ней
и пальцем. Месяцев пять, наверное. А когда он все-таки возобновил
издевательства, поначалу все было не так страшно, и она успокаивала себя тем,
что если ей удалось вытерпеть уколы карандашом, то уж перенести несколько
случайных ударов совсем не сложно. Так она думала до восемьдесят пятого года,
когда все вдруг обернулось в худшу?? сторону. Рози рассказала, как страх
преследовал Нормана на протяжении почти всего года из-за неприятностей с Уэнди
Ярроу.
— В тот год у тебя произошел выкидыш, да? — спросил Билл.
— Да, — подтвердила она, по-прежнему разговаривая с
собственными руками. — И еще он сломал мне ребро. Или два. Сейчас я уже не
помню точно, разве не ужасно, как тебе кажется?
Он не ответил, и Рози торопливо продолжила излагать историю
своей семейной жизни. Худшими моментами, сказала она (за исключением выкидыша,
разумеется), были долгие пугающие молчаливые паузы, когда он просто смотрел на
нее и так громко дышал через нос, что становился похожим на готовящегося к
броску дикого зверя. После выкидыша ситуация немного улучшилась. Она сообщила
Биллу (обращаясь к рукам), что после этого ее рассудок начал сдавать, что
иногда, когда она садилась в любимое кресло-качалку, время ускользало от нее, а
по вечерам, накрывая стол к ужину, она вдруг вспоминала, что за день восемь или
даже девять раз становилась под душ. Обычно не включая света в ванной.
— Мне нравилось принимать душ в темноте, — призналась Рози,
не отрывая взгляда от лежащих на коленях рук. — Мне казалось, что я прячусь в
мокром шкафу.
Она закончила рассказ звонком Анны — звонком, который Анна
сделала в спешке по одной-единственной причине. Ей стала известна существенная
подробность, ни разу не всплывшая в газетных отчетах, важная деталь, которую
полицейские решили придержать, чтобы в случае необходимости иметь возможность
отсеять любые фальшивые признания в совершенном преступлении или ложные улики.
На теле Питера Слоуика при осмотре были обнаружены несколько десятков следов от
укусов, и по крайней мере одна его анатомическая часть отсутствовала.
Полицейские предполагали, что преступник захватил ее с собой… каким-то образом.
Из терапевтических сеансов Анна знала, что Рози Макклендон была замужем за
мужчиной, питавшим склонность к укусам. И первым человеком, к кому она
обратилась за помощью, после того как попала в этот город, являлся бывший муж
Анны. Возможно, здесь нет никакой связи, быстро добавила Анна. Но… с другой
стороны…
