Мысль была откровенно глупой, может настолько глупой, что
заслуживала быть занесенной в «Книгу рекордов Гиннесса», однако она почему-то
помогла ей успокоиться. Двигаясь медленно — зная, что, ускорив шаг, она
мгновенно лишится с таким трудом обретенного хладнокровия. — Рози спустилась по
трем каменным ступенькам (еще более запущенным) и очутилась в месте, которое
про себя назвала Садом Быка. Дождь продолжал идти, но теперь с неба падали лишь
редкие капли, ураганный ветер утих до печальных вздохов. Рози прошла по ряду,
образованному двумя грядками коричневых мертвых стеблей кукурузы (ничто в мире
не заставило бы ее шагать босиком по гниющим помидорам, чувствуя, как они
лопаются под ногами), прислушиваясь к недовольному бормотанию ручья неподалеку.
Звук уверенно нарастал, и сразу за грядками с кукурузой, футах в пятнадцати
впереди, она увидела этот ручей. Шириной около десяти футов, он, судя по
пологим берегам, вряд ли был очень глубоким, но сейчас, после только что
прошедшего ливня, вздулся от впадавших в него ручейков.
Вода в ручье оказалась черного, лишенного отблесков цвета.
Рози медленно подошла к потоку, смутно чувствуя, что свободной рукой на ходу
бессознательным движением отжимает воду из собственных волос. Приблизившись к
ручью вплотную, она ощутила исходящий от него своеобразный минеральный запах,
тяжелый от обилия металлов и вместе с тем необычайно привлекательный. Она
неожиданно почувствовала жажду, невыносимую жажду, ее горло пересохло, как
полка над камином.
«Не вздумай пить из него, как бы сильно тебе ни хотелось —
не вздумай, — даже не дотрагивайся до воды!»
Да, именно так она сказала ей; женщина в красном
предупредила Рози, что если та замочит хоть один палец в воде ручья, то забудет
все, что знала, даже свое собственное имя. Но так ли это страшно? Если
задуматься над существующим порядком вещей, так ли это страшно — забыть обо
всем, тем более что одной из вещей в данном порядке является Норман; она могла
бы забыть о Нормане, о том, что он, возможно, все еще разыскивает ее, что он,
вероятно, убил человека, пытаясь напасть на ее след.
Она сглотнула и услышала сухой металлический скрежет во рту.
И снова, действуя почти автоматически, практически не воспринимая и не
осознавая своих поступков, Рози провела рукой вдоль своего бока, погладила
выпуклость груди, дотронулась до шеи, собирая не успевшую высохнуть влагу. Она
лизнула мокрую ладонь. Это не помогло справиться с жаждой; наоборот, только
усилило ее. Густая, непроницаемая для света чернота шевелилась, обтекая
несколько брошенных в ручей камней, и Рози казалось, что странный минеральный запах
проник в ее голову, пропитал все тело. Она знала, каким окажется вкус воды —
приторным, как старый сироп — и мысленно представила, как по горлу в живот
поплывут неизвестные соли и бромиды, оставляя на языке привкус беспамятной
земли. И тогда она перестанет бояться воспоминаний о том, как миссис Пратт
(седая и бледная, как снег, кроме губ, которые приобрели оттенок сока голубики)
позвонила в дверь и сообщила, что ее семья, вся ее семья погибла в результате
жуткой аварии на шоссе, она перестанет бояться воспоминаний о Нормане с
карандашом или Нормане с теннисной ракеткой. В сознании не возникнет образ
мужчины, прислонившегося к косяку двери таверны «Маленький глоток», она не
вспомнит толстую женщину, обозвавшую обитательниц «Дочерей и сестер» лесбиянками,
живущими на государственное пособие. Она больше не увидит во сне, как сидит,
сжавшись в комок, в углу гостиной, чувствуя подкатывающую тошноту от боли в
почках и напоминая себе, что если ее стошнит, она ни в коем случае не должна
испачкать пол — в фартук, только в фартук! Забыть обо всем этом — что может
быть лучше? Некоторые вещи заслуживают забытья, другие — то, например, что он
сделал с ней с помощью теннисной ракетки, — нуждаются в забытьи… но беда в том,
что большинству людей так и не подворачивается возможность достичь желаемого
даже во сне.
Рози дрожала всем телом, ее взгляд был прикован к воде,
текущей мимо нее, как дорогие шелка, залитые черными чернилами; горло жгло,
словно в нем развели костер, глаза пульсировали в глазницах, и она уже
представила, как ложится на живот и припадает губами к ручью, а затем погружает
в черноту потока всю голову и пьет, пьет, пьет, как лошадь.
«Ты забудешь и Билла, — прошептала Практичность-Благоразумие
почти извиняющимся тоном. — Ты забудешь зеленоватый проблеск в его карих
глазах, маленький шрам на мочке уха. В последнее время ты испытала нечто, о чем
стоит помнить, правда, Рози? Ты же сама об этом знаешь, так ведь?»
Не медля больше ни секунды (она подумала, что если
задержится перед ручьем еще немного, то даже мысль о Билле не сможет ее
удержать), Рози развела руки в стороны для равновесия и ступила на первый
камень. Из мокрой (и тяжелой) ночной рубашки в ручей падали розовые капли, она
чувствовала завернутый в полотно, словно косточка персика, обломок скалы. Она
встала на первый камень левой ногой, правой опираясь о пологий берег, собирая в
кулак все свое мужество, затем перенесла правую ногу на следующий камень. Пока
что все нормально. Она подняла левую ногу и шагнула на третий камень. В этот
раз равновесие слегка нарушилось, и Рози покачнулась вправо, размахивая левой
рукой, а бульканье и журчание странного потока давило на уши. Пожалуй, ручей не
такой узкий, как ей показалось вначале, и на мгновение она застыла посередине,
слыша лишь бормотание воды под ней и свое испуганное сердцебиение.
Боясь, что, если задержится надолго, решимость покинет ее,
Рози переступила на последний камень и спрыгнула на мертвую траву на другом
берегу ручья. Пройдя всего три шага в направлении рощи мертвых деревьев, она
вдруг сообразила, что жажда прошла, словно ее никогда и не было.
Наверное, когда-то, давным-давно, здесь похоронили живыми
сказочных великанов, и те умерли, пытаясь выбраться из-под земли; деревья — это
их лишенные плоти руки, безуспешно пытающиеся зацепиться за небо — молчаливые
свидетельства убийства. Голые ветви переплетались в странных геометрических
узорах. Она увидела тропинку, скрывающуюся в глубине рощи. Начало тропинки
охраняла каменная статуя мальчика с огромным возбужденным фаллосом. Мальчик
поднял обе руки над головой, как футбольный судья, дающий знак о забитом в
ворота противника голе. Когда Рози проходила мимо него, незрячие каменные глаза
повернулись, следя за ней. Она не сомневалась в этом.
«Эй, малышка! — сплюнув, произнес каменный мальчик ей вслед:
голос его звучал не в ушах, а в сознании. — Не хочешь прилечь со мной? Мы
быстро, по-собачьи».
Она попятилась от него, инстинктивно поднимая руки, чтобы
защититься, но каменная статуя — всего лишь каменная статуя… если она вообще
превращалась во что-то иное, пусть даже на короткий миг. С его карикатурно
огромного пениса капала вода. «Тут с эрекцией никаких проблем, — подумала Рози,
глядя прямо в лишенные зрачков глаза мальчика, видя его кажущуюся понимающей
улыбку (улыбался ли он раньше? Рози попыталась вспомнить и не смогла). —
Пожалуй, Норман позавидовал бы ему».
Она поспешила мимо статуи и зашагала по тропинке, борясь с
желанием оглянуться, чтобы проверить, не решил ли каменный мальчик последовать
за ней, желая применить свое орудие на практике. Она не отважилась оглянуться,
боясь, что перенапряженный мозг увидит то, чего на самом деле нет.
