Дождь почти прекратился, и Рози вдруг поняла, что давно не
слышала плача ребенка. Может, он устал от бесполезного крика и уснул. Может,
быку Эринису надоело выслушивать его нытье, и зверь проглотил его, как канапе.
Что бы там ни произошло, как она найдет младенца, если он перестал подавать
голос?
«Не забегай вперед, Рози, — прошептала
Практичность-Благоразумие. — Действуй постепенно, шаг за шагом».
— Тебе легко советовать, — шепотом ответила Рози. Она шла
дальше, слыша стук капель дождевой воды, падающих с голых веток, и поняла — с
явной неохотой, — что видит на коре лица. Это не было похоже на то, когда
лежишь на спине, любуешься облаками, и твое воображение выполняет за тебя
девяносто процентов работы; с коры на нее смотрели настоящие лица.
Кричащие лица. Большинство лиц как показалось Рози,
принадлежало женщинам. Женщинам, с которыми говорили начистоту.
Пройдя какое-то расстояние, она свернула за поворот и
обнаружила, что дальнейший путь перегородило упавшее поперек тропинки дерево,
по-видимому, сваленное молнией во время грозы. По одной, почерневшей и
обуглившейся стороне ствола шел ряд трещин. Несколько все еще дымилось, словно
остатки древнего гигантского не до конца потушенного костра, Рози не решилась
перебираться через дерево; по всему изуродованному стволу торчали щепки, сучки,
вырванные куски древесины.
Она приняла вправо, намереваясь обойти дерево с той стороны,
где к небу тянулись вывороченные из земли корни. Рози уже почти вернулась назад
на тропинку, когда один корень внезапно дернулся, выпрямился и затем обвился
вокруг ее бедра пыльной коричневой змеей.
«Эй, крошка! Давай развлечемся! Не хочешь трахнуться
по-собачьи? Что скажешь, сучка?»
Источник призрачного голоса скрывался в сухой яме в земле,
которую совсем недавно пронизывали корни дерева. Корень скользнул выше по
бедру.
«Не хочешь встать на пол на все четыре кости, Рози? Звучит
неплохо, правда? Я буду твоим привратником, я проглочу тебя, как бутерброд с
сыром. Или тебе больше хочется поцеловать мой зараженный СПИДом…»
— Отпусти, — тихо приказала Рози и прижала влажный комок
ночной рубашки к державшему ее корню. Хватка мгновенно ослабла, и корень
отпустил ее. Она торопливо прошла остальную часть пути до тропинки и продолжила
идти дальше. Корень сдавил ее ногу достаточно сильно, чтобы на бедре осталось
красное кольцо, но отметина быстро бледнела, исчезая. Рози подумала, что,
наверное, должна была бы испугаться, что случившееся и произошло-то именно для
того, чтобы привести ее в ужас. Если так, то фокус не удался. Она решила, что
для человека, прожившего четырнадцать лет в одном доме с Норманом Дэниэлсом,
этот сад — не более чем неумело сделанная Комната ужасов.
7
Через пять минут ходьбы тропинка закончилась. Она вывела ее
на поляну идеально круглой формы, и на поляне росло единственное живое дерево
во всей этой пустыне. Ничего подобного Рози за свою жизнь не видела, и на
несколько секунд буквально перестала дышать, В детстве она была одной из самых
прилежных учениц воскресной методистской школы, и теперь ей вспомнилась история
Адама и Евы, начавших свой жизненный путь в Эдеме, и она подумала, что если
древо, познания Добра и Зла когда-либо существовало в раю, то оно наверняка
походило на то, которое стояло перед ней.
Его украшали густые узкие листья блестящего зеленого цвета,
ветви провисли, отягощенные щедрым урожаем пурпурных плодов. Упавшие плоды
лежали вокруг ствола мареновым слоем, в точности совпадавшим с цветом короткого
хитона женщины на холме, на которую Рози так и не осмелилась взглянуть. Многие
плоды на вид казались свежими и сочными; наверное, их только что сбило ветром и
ливнем. Даже те, которые валялись под деревом давно и начали портиться,
выглядели чрезвычайно соблазнительно; рот Рози наполнился слюной при одной
только мысли о том, как она выберет самый сочный плод и вопьется в него зубами.
Она подумала, что на вкус он наверняка окажется терпковатым и сладким, чем-то
похожим на ревень, сорванный на самом рассвете, или на землянику, собранную за
день до того, как ягоды достигнут полной зрелости. Рози продолжала смотреть на
дерево, и на ее глазах с согнувшейся ветки сорвался плод (он так же походил на
обычный гранат, как на ящик комода), ударился о землю и раскололся, обнажив
сочную мареновую мякоть. Она заметила в струйках густого сока зернышки семян.
Рози сделала один шаг к дереву и остановилась в смятении,
разрываясь между твердым убеждением рассудка в том, что все происходящее — сон,
и не менее твердой уверенностью тела в истинности происходящего, ибо ни один
человек на земле не может видеть сон, до такой степени приближенный к
реальности. Словно стрелка компаса, застигнутая врасплох на местности,
изобилующей магнитными аномалиями, она качнулась в сторону утверждения
рассудка. Слева от дерева располагалось небольшое строение, отдаленно
напоминающее вход в станцию подземки. Широкие белые ступеньки вели вниз, во
мрак. Над входом она прочла одно-единственное написанное на алебастре слово:
«ЛАБИРИНТ».
«Честное слово, это уже слишком», — подумала она и все же
приблизилась к дереву. Если происходящее действительно сон, то никому не станет
хуже, начни она действовать в соответствии с полученными указаниями; более
того, это, вероятно, даже приблизит момент, когда она проснется, нащупывая,
сонная, безжалостный будильник, чтобы заглушить его самодовольный звон, пока у
нее не раскололась голова. С какой радостью она услышит его сигнал в этот раз!
Она замерзла, ее ноги испачканы в мокрой грязи, на нее напал корень, пялился
каменный мальчик, который, существуй он в правильном мире, был бы, черт возьми,
слишком юн для этого. Самое неприятное заключалось в том, что Рози знала: если
ей не удастся вернуться в свою комнату в ближайшее время, она сляжет с
просто-таки замечательной простудой, а то и подхватит бронхит. Таким образом,
сам собой отпадет вопрос о пикнике в субботу, а в дополнение ко всему она
пропустит как минимум неделю работы в студии.
Не осознавая абсурдности мысли о том, что человек может
заболеть в результате совершенной во сне прогулки на свежем воздухе, Рози
опустилась на колени перед только что упавшим с ветки плодом. Она осмотрела его
внимательно, все время представляя его вкус (наверняка он не будет похож ни на
один их фруктов, которые можно обнаружить в соответствующем отделе супермаркета
«А Р»), затем расправила кусок ткани от ночной рубашки, намереваясь оторвать
еще одну небольшую полоску, чтобы завернуть в нее семена. Расстелив на земле
лоскут (получившийся гораздо больше, чем она хотела), Рози принялась собирать
семена и складывать их на него.
«Замечательный план, — подумала она. — Теперь бы только
узнать, зачем я это делаю».
Кончики ее пальцев мгновенно онемели, словно в них вогнали
тройную дозу новокаина. В то же время она чувствовала, как от удивительного
аромата начинает кружиться голова. Сладкий, но не цветочный запах заставил ее
вспомнить все пирожки, кексы и сладости, вышедшие из печки бабушки. И еще
вызвал в ее памяти нечто иное, удаленное на несколько световых лет от тесной
бабушкиной кухни с ее стареньким выцветшим линолеумом на полу и обоями с почти
неразличимым рисунком: аромат напомнил ей о тех ощущениях, которые она
испытывала, когда бедро Билла случайно касалось ее бедра по дороге к
Корн-билдингу.
