Она бросилась бежать, одной рукой придерживая головку
девочки, чтобы та не ушиблась. Коридор шел прямо ярдов двадцать, затем под
прямым углом сворачивал вправо и еще через двадцать ярдов выходил на Т-образную
развилку. Рози поспешила туда, заранее уговаривая себя не терять головы, если и
там не обнаружит зернышка. В таком случае ей просто придется вернуться к
разветвлению из пяти проходов и опробовать новый маршрут — что может быть
легче, проще пареной репы… если, конечно, сохранять хладнокровие. И пока она
готовилась к худшему, проигрывая возможные варианты дальнейшего развития
событий, враждебный перепуганный голос из глубины сознания стонал: «Потерялась,
заблудилась, сбилась с пути, вот что бывает с теми женами, которые бросают
своих мужей, вот что с ними случается, заблудилась в лабиринте, играешь в
прятки в темноте с огромным быком, бегаешь, выполняя мелкие поручения
сумасшедших женщин… вот что ждет плохих жен, тех жен, которые пытаются
вознестись, не знают своего места в сложившемся порядке вещей. Сбилась с дороги
в темноте…»
Она увидела зернышко, острие которого четко указывало
направо, и зарыдала от облегчения. Поцеловав маленькую девочку в щеку, она
увидела, что та уснула.
9
Рози вошла в правый коридор и зашагала вперед, держа
Кэролайн (прекрасное имя, ничуть не хуже любого другого) на руках. Ее ни на миг
не покидало ощущение кошмарного сна, равно как и тошнотворное чувство, что она
вот-вот выберется на перекресток, который забыла пометить, однако зернышки
помграната ожидали ее на каждом разветвлении, указывая нужное направление
заостренным кончиком. Эринис, впрочем, тоже был поблизости, и топот копыт,
иногда приглушенный и отдаленный, иногда близкий и отвратительно отчетливый,
напомнил ей поездку с родителями в Нью-Йорк, когда ей было пять или шесть лет.
Два момента сохранились в ее памяти с особенной яркостью: группа «Рокетс»,
участники которой, высоко вскидывая ноги и двигаясь удивительно слаженно,
выступали на сцене Радио-Сити Мюзик-холла, и ошеломляющая суета и толкотня
Большого центрального вокзала с его гулким эхом, огромными светящимися
информационными табло, рекламными щитами и непрерывным потоком людей. Толпы на
Большом центральном вокзале заворожили ее так же, как и музыканты «Рокетса» (и
во многом по той же причине, хотя осознала она это гораздо позже), однако шум
поездов сильно испугал ее, потому что не могла понять, откуда или куда они
едут. Невидимый визг тормозов, скрежет металла, грохот колес то нарастал до
оглушительной громкости, то снова угасал, то усиливался, то затихал, иногда шум
доносился издалека, иногда от него сотрясался пол под ногами.
Слыша топот копыт Эриниса, слепо мечущегося по лабиринту,
она вспомнила свои ощущения с необычайной ясностью. Рози понимала, что она, не
потратившая ни единого доллара на лотерею штата, ни разу за всю жизнь не
купившая карточки бинго, чтобы выиграть рождественскую индейку или набор
керамической посуды, сейчас оказалась вовлеченной в игру, основным правилом
которой является случай, призом за победу — сохраненная жизнь, а в случае
проигрыша ее ждет смерть… ее и ребенка тоже. Она вспомнила мужчину на вокзале в
Портсайде — молодого человека с привлекательным, но не внушающим доверия лицом,
предложившего ей угадать пикового туза среди трех карт, которые он проворно
менял местами на крышке чемодана. Теперь она превратилась в пикового туза.
Самое страшное, быку даже не обязательно полагаться на свой слух или обоняние,
чтобы найти их; хватит и простого везения — или невезения, смотря с чьей
стороны.
Но этого не случилось. Рози свернула за последний поворот и
увидела впереди начало лестницы. Задыхаясь, смеясь и плача одновременно,
выбежала из коридора между стенами лабиринта и бросилась к ней. Поднявшись на
несколько ступеней, остановилась и оглянулась. Отсюда она видела, как,
извиваясь, скрываются в полумраке изломанные стены лабиринта, беспорядочное,
хаотичное переплетение прямых линий и углов, правых и левых поворотов,
разветвлений и тупиков. Где-то вдалеке раздавался топот перешедшего на галоп
Эриниса. Галопирующего прочь от них. Они спаслись от рассвирепевшего зверя, и
плечи Рози опустились от облегчения.
В голове снова прозвучал голос «Уэнди»: «Забудь про Него —
возвращайся скорее сюда с ребенком. Пока ты держишься молодцом, но дело еще не
окончено».
О нет, отнюдь не закончено. Ей предстоит подняться на двести
с хвостиком ступеней, и не самой, а с ребенком на руках, и не после хорошего
отдыха, а сейчас, когда у нее подгибаются колени от изнеможения.
«Постепенно, милая, шаг за шагом, — посоветовала
Практичность-Благоразумие. — Только так и не иначе — и не стой как вкопанная, а
действуй».
Ну конечно, конечно. Миссис П. — Б., королева философии
«Двенадцать ступеней», Рози начала подниматься (шаг за шагом), время от времени
оглядываясь назад и отвлеченно думая (могут ли быки подниматься по ступеням?) о
всяческих ужасах, постепенно удаляясь от лабиринта. Ребенок становился все
тяжелее и тяжелее, словно здесь вступал в силу таинственный физический закон:
чем ближе к поверхности, тем тяжелее дети. Внимательно присмотревшись, она
различила далеко впереди искорку дневного света. Казалось, точка света дразнила
ее, не желая ни увеличиваться, ни приближаться, в то время как дышать
становилось все труднее, а кровь глухо стучала в висках. Впервые за последние
две недели она почувствовала по-настоящему сильную боль в почках, пульсирующую
контрапунктом с ударами не справляющегося с нагрузкой сердца. Она игнорировала
все это — в той степени, в какой ей удавалось, — цепляясь взглядом за светлую
точку впереди. Наконец искорка увеличилась в размерах и приобрела очертания
выхода из лестничного коридора.
В пяти ступенях от вершины ее парализовала сильнейшая
судорога, захватившая большую мышцу в верхней части правого бедра, отчего под
кожей, от колена до самой ягодицы, образовались тугие узлы. Она протянула руку
и начала массировать одеревеневшую ногу; поначалу ей казалось, что она пытается
вымесить тесто из камня. Ее дрожащие губы искривились в гримасе боли. Слабо
постанывая, Рози разминала мышцу (еще одно привычное занятие; за годы брака ей
нередко приходилось приводить себя в нормальное состояние), пока, наконец, узлы
под кожей не рассосались. Рози согнула ногу в колене, проверяя, не вернется ли
судорога. Убедившись, что повторяться она не собирается, Рози осторожно
преодолела последние несколько ступеней, перенося большую часть своего веса на
левую ногу. Наверху она остановилась, в замешательстве озираясь взглядом
шахтера, который, вопреки всем ожиданиям, выкарабкался живым из страшного
завала.
За то время, которое она провела под землей, ветер прогнал с
неба почти все тучи, и день теперь наполнился ленивым солнечным светом. Воздух
был тяжелым и сырым, но Рози подумала, что никогда в жизни не получала такого
удовольствия от простого дыхания. Она повернула лицо, влажное от пота и слез, к
кусочкам проступавшего в разрывах между облаками неба цвета джинсов. Где-то в
отдалении продолжал беспомощно грохотать гром, как побитый задира, сотрясающий
кулаком в пустой угрозе. Это навело ее на мысль об Эринисе, мечущемуся по
коридорам лабиринта в мрачном подземелье в надежде отыскать женщину,
осмелившуюся нарушить его покой, проникнуть в его владения и похитить его
сокровище.
