– Но у меня нет ничего, чтобы выглядеть соответственно случаю. Я думала, что тебе все равно, – глаза ее вдруг задорно сверкнули. – К тому же мне не хотелось выглядеть чересчур торжественно, чтобы Скип не стеснялся своей бейсболки. Ему вряд ли доставило бы удовольствие, если бы пришлось сменить свои выцветшие джинсы и бейсболку на строгий костюм.
– Скип не сделал бы этого даже под страхом смертной казни. – Флетч неожиданно нахмурился. – Он до сих пор называет тебя Топаз. Я запретил ему.
– Почему? Разве это имеет значение?
– Для меня да. Топаз была частью острова Сент-Пьер, эта часть жизни для тебя закончена. Теперь существует только Саманта.
– Ну, раз это не тревожит меня, то не должно тревожить и тебя. – Саманта вдруг улыбнулась и оценивающе посмотрела на Флетчера. – Интересно, а тебе пойдет бейсболка? Ты был хорошим игроком в детстве?
Флетч покачал головой.
– Я был настоящим книжным червем. Меня с трудом затаскивали на поле. Девушка рассмеялась.
– Ты? Не могу себе представить. Ты такой…
– Какой? – Флетч вопросительно приподнял одну бровь.
– Большой и сильный.
– Ну да, пожалуй, я побольше и посильнее многих бывших бейсболистов.
Саманта облокотилась о стол и внимательно посмотрела на Флетчера.
– Улыбнись,
–Что?
– Улыбнись мне. У тебя такая чудесная улыбка, а ты так редко ею пользуешься. Ты либо смотришь на меня каменными глазами идола с острова Пасхи, либо разглядываешь с любопытством, словно я – редкий экземпляр тропической фауны.
Флетч улыбнулся, и у Саманты потеплело на душе.
– Очень, очень красивый и редкий экземпляр.
– Но ты действительно изучаешь меня в такие моменты?
–Да.
– Зачем?
– Думаю, мне просто нравится смотреть на тебя, – сказал Флетч. – Неужели так трудно догадаться?
Саманта невольно покраснела.
– Вот теперь я действительно чувствую себя невестой.
– Неужели я сказал что-то, что тебе понравилось? – Подняв свою рюмку, Флетч знаком показал, что пьет за ее здоровье. – Что ж, мы не совсем обычная пара, и, увы, я не сделал всего, что должен был, чтобы день нашей свадьбы стал для тебя незабываемым.
И все же она никогда не забудет этот день. Саманта чувствовала себя особенной, неповторимой, была, как никогда, полна радости и оптимизма. И ей казалось, что теперь все станет по-новому, теперь она обязательно будет счастлива. Часы ее жизни словно перевели назад, в то время, когда она еще не знала ужасов войны и весь мир казался удивительным и прекрасным.
Она вдруг вскочила на ноги и быстро скинула босоножки на высоких каблуках.
– Хочу выйти на пляж. Пойдем со мной, Флетч.
– Прямо сейчас? – удивленно спросил он. – Но я хотел поговорить с тобой о…
– Сейчас, сейчас. – Она уже была на полпути к лестнице. – Мне так хорошо! Хочется петь, смеяться и… – Быстро спустившись по лестнице, она побежала дальше, к морю, и Флетч не расслышал ее последних слов.
Саманта бежала, и нежный вечерний ветерок развевал ее платье, а солнце окрашивало золотом растрепавшиеся волосы.
Флетч медленно поднялся на ноги, не сводя глаз с девушки. Ему еще не доводилось видеть Саманту такой оживленной, юной, радостной… И только сейчас Флетч понял, какая огромная черная тень нависала над ее жизнью до этого самого мгновения, когда она вдруг одним махом отринула прошлое и снова превратилась в беззаботную девчонку. Так вот какой она была, пока не столкнулась с человеческой жестокостью.
Обернувшись, Саманта помахала ему рукой.
– Иди же! Что с тобой?
– Ничего. – Скинув пиджак, Флетч небрежно бросил его на стул. – Совсем-совсем ничего. Подожди, я сейчас.
Саманта подождала, пока к ней присоединится Флетч, и снова быстро пошла вперед.
– Мне нравится твой остров, Флетч! И твой пляж, и твой дом, и твой океан…
Флетч, смеясь, схватил ее за руку и пошел рядом.
– Пожалуй, океаном мне вряд ли удастся завладеть. Но что с тобой случилось? Ты веселишься как сумасшедшая.
– Сама не знаю, – Саманта обернулась, чтобы лучше видеть его лицо. – Наверное, это надежда, Флетч. У меня появилась надежда.
– Надежда? На что?
– А вот этого я еще не поняла. – Она беспомощно развела руками. – Я так давно не решалась загадывать вперед даже на один день. Да что там на день – на час, на минуту. А теперь я могу строить планы на целый год вперед. Разве это не чудесно?
От прилива нежности у Флетчера перехватило дыхание.
– Я рад за тебя, Саманта.
– Теперь у меня есть будущее, – с жаром продолжала девушка. Неожиданно она остановилась. – И ты – его часть. – Сделав несколько шагов в сторону Флетчера, Саманта упала в его объятия. – Я хочу узнать тебя получше, Флетч. Ты ведь будешь частью моей жизни. Очень важной частью.
Флетч крепко прижал девушку к груди.
– Думаю, мы уже знаем друг друга лучше, чем многие супружеские пары. По крайней мере, мне кажется, что я знаю тебя. А ты получила именно то, что видишь перед собой.
– Думаю, это не так. Ты – это не только то, что на поверхности. – Саманта задумчиво посмотрела на Флетчера. – Каждый раз я узнаю о тебе что-то новое. Поговори со мной, расскажи о себе. Где ты родился? Где вырос? Какие у тебя были отношения с родителями?
– Подожди, подожди, не так быстро, – Флетч рассмеялся. – Дай мне ответить хоть на один из твоих вопросов. Я родился в Сиэтле, штат Вашингтон, и вырос на окраине города. Отец владел небольшой фабрикой электронного оборудования. Мать была инженером и работала с ним бок о бок. Они были отличной командой. – Улыбка его вдруг поблекла. – Мать умерла, когда я поступил в колледж. Отец – тремя годами позже.
– Вы были близки?
– Не особенно. Они всегда были так… заняты.
– Извини, – Саманта с сожалением посмотрела на Флетчера. – Тебе, наверное, было очень трудно. Ребенку нужны…
– Не стоит жалеть меня, – перебил ее Флетчер. – Невозможно тосковать по тому, чего никогда не знал. Нет, я не был жертвой родительской нелюбви, но иногда чувствовал себя досадной помехой в их жизни, с которой им приходилось мириться. Возможно, мои родители были трудоголиками, которым не стоило заводить детей, но разве я могу осуждать их за это, когда сам веду точно такой же образ жизни.
– И ты все же хочешь ребенка. Флетч кивнул.
– Я буду хорошим отцом. Я не стану лишать его… – Он вдруг остановился, удивившись собственным словам. – Знаешь, я только сейчас понял, что, наверное, все эти годы подсознательно все-таки считал себя жертвой. Никогда не думал, что способен чувствовать жалость к себе.
