Жан-Марк медленно прошел через комнату к столу и поставил на него подсвечник.
Раскрытый белый шелковый веер на столе был очень изысканным. Тонкий шелк отделан по краю изящным кружевом, резные палочки из слоновой кости отполированы до блеска, а на шелке был изображен грациозный Танцующий ветер с глазами, как крошечные миндалевидные изумруды. По спине Жан-Марка побежали мурашки панического страха.
– Что ты здесь делаешь? – За его спиной в дверях в кружевном капоте стояла растрепанная Жюльетта. – Я не говорила, что ты можешь сюда входить, Жан-Марк. Ты не имеешь права…
– Что это такое? – Жан-Марк взял со стола шелковый веер и поднял его. – Ради бога, что это ты еще придумала?
– Ты же знаешь, что это Танцующий ветер. Я сделала его ради собственного удовольствия. И не собираюсь обмахиваться им на публике. Тебе не следовало его трогать. Я не уверена, что клей уже высох. – Она забрала веер у Жан-Марка и осторожно положила на покрытый полотняной скатертью стол. – Он очень хорош, не так ли?
– Исключительно. – Жан-Марк указал на корзину с веерами, что стояла на полу. – А эти, я полагаю, ты тоже сделала для собственного удовольствия.
Жюльетта повторила:
– Тебе не следовало входить сюда.
Жан-Марк схватил девушку за плечи.
– Кафе «Дю Ша». Королева. Все это тянется месяцами, так?
Жюльетта подняла на него глаза.
– Да, но я очень осторожна. Тебе это абсолютно ничем не грозит, Жан-Марк. Если нас схватят, я никогда…
– Ты считаешь, я этого не знаю? – Голос Жан-Марка звучал резко. – Господи, ты думаешь, я до сих пор не узнал тебя?
– Это продлится недолго. Она скоро будет на свободе. Но сейчас ты не должен вмешиваться.
– Ты виделась с ней сегодня, да?
Жюльетта кивнула.
– Она просила меня пообещать ей найти способ спасти ее сына. Ох, Жан-Марк, она такая печальная! Я просто обязана помочь ей.
– Ради всего святого, да весь Париж знает, что Конвент собирает против нее улики для суда!
– Франсуа говорит, что план побега почти готов. Он уже подкупил охрану в Тампле, и нам остается только найти способ провезти ее через кордоны в добром здравии.
– Франсуа!
– На самом деле он вовсе не человек Дантона. Он руководитель группы, которая пытается спасти королевскую семью. Его настоящее имя – Уильям Даррел.
– Сюрприз за сюрпризом, – мрачно сказал Жан-Марк. – Во что еще меня посвятят?
– Ни во что.
– И когда же состоится побег?
– Через две недели, двадцать третьего июня. – Жюльетта посмотрела на него. – Тебя это не касается. Сделай вид, что ты никогда не видел этих вееров, Жан-Марк. Занимайся своими делами.
Жан-Марк невесело рассмеялся.
– Ты думаешь, я могу сделать вид, что не вижу, как ты участвуешь в заговоре, который может отправить тебя на гильотину? Завтра же вывезу тебя из Парижа.
– Нет, Жан-Марк, – спокойно произнесла Жюльетта. – До тех пор, пока она не будет в безопасности, – нет. Но, если надо, я попрошу Нана подыскать мне другое жилище. Я знала, что до этого может дойти, если…
– Нет! Зачем ты это делаешь?
Жюльетта улыбнулась.
– Потому что я стала другой. Меня изменило случившееся в Андорре, и, по-моему, ты тоже изменил меня, Жан-Марк. Ребенком я боялась любить, я была уверена, что мое чувство останется без ответа. Но теперь я знаю, что важно не быть любимой, а любить самой. А когда ты любишь человека, ты должен помогать ему. – Глаза девушки сияли от непролитых слез. – Уверяю тебя, я бы очень хотела стать такой, как прежде. Мне тогда было гораздо удобнее. Тебе посчастливилось, что ты умеешь оставаться в стороне.
– Да? – Голос Жан-Марка звучал устало. Он не чувствовал, что остается в стороне, у него было ощущение одиночества и отчаянного страха за нее. – Я не смогу убедить тебя прекратить этот идиотизм?
Жюльетта покачала головой.
– Но мне действительно ничего не грозит, Жан-Марк. Я всего лишь расписываю веера и время от времени передаю сообщения.
– Всего лишь? – Губы Жан-Марка сжались. – Прекрасно. Когда в следующий раз пойдешь с каким-нибудь заданием от Эчеле, скажи мне, и я пойду с тобой.
– Нет! – Жюльетта попыталась скрыть отчаянную тревогу в голосе. – Я не хочу тебя впутывать.
– Тогда ты сама будь очень осторожна, хорошо? – Жан-Марк отпустил плечи Жюльетты. – Не волнуйся, я не собираюсь участвовать в этом заговоре. Моя единственная цель – не дать тебе сложить голову. Я обнаружил, что необыкновенно привязался к ней, как и к прочим восхитительным частям твоего тела. – Он направился к двери. – И, моя дорогая Жюльетта, я впутался во все это в тот день, когда в то первое утро увидел тебя бегущей через лес. Сейчас уже слишком поздно возвращаться и пытаться что-то изменить.
Попытка освободить королеву потерпела неудачу.
Жюльетта не могла в это поверить.
– Но мы же были так уверены, – опечаленно сказала она, когда Нана сообщила ей эту новость вечером в кафе «Дю Ша». – Все же было готово. Что могло произойти?
– В последнюю минуту сменили охрану, – мрачно отозвалась Нана. – Все до единого охранники, которых мы подкупили, таинственным образом получили вчера задания за пределами Тампля.
Жюльетта задумалась.
– Как же могло случиться такое? Что нам теперь делать?
– Продолжать попытки. Составить новый план. – Нана покачала головой. – Хотя, видит бог, времени осталось мало. По словам Уильяма, идет разговор о том, чтобы перевести королеву из Тампля в Консьержери – главную тюрьму. Если это произойдет, у нас будет мало шансов.
Жюльетта содрогнулась. Консьержери, мрачная жуткая темница, расположенная на расстоянии брошенного камня от Нотр-Дам, была последним шагом на пути к гильотине.
– А в Консьержери у вас кто-нибудь есть?
– Мы там оплачиваем двух охранников, но нам потребуется гораздо больше. Будем искать пути к ее освобождению.
* * *
Двадцать девятого июля была сделана вторая попытка освободить королеву из Тампля, но и она провалилась так же, как и первая.
Третья была запланирована на десятое августа. В два часа ночи третьего августа королеву подняли с постели и перевели в Консьержери.
Четвертая попытка была сделана, когда королева ожидала суда в Консьержери, на этот раз в сотрудничестве с другой роялистской группой, руководимой бароном де Батцем. Она также оказалась неудачной.
Четырнадцатого октября 1793 года королева предстала перед обвинителями, и ее судили. Марии-Антуанетте было всего тридцать семь лет, но она уже переживала климакс, и у нее были сильнейшие менструальные спазмы. Но, несмотря на боль, она храбро защищалась от самых оскорбительных обвинений, какие могут быть предъявлены женщине, – начиная с лесбиянства и кончая кровосмешением. Все ее усилия были обречены с самого начала, и шестнадцатого октября королева была приговорена к смертной казни на гильотине.
