– Все равно этим кончится. Если я не выпью, он меня пристрелит. – Жан-Марк поднял бокал. – А так у тебя появится шанс.
– Мне не нужен шанс. Не нужен, если это значит… Не надо!
Жан-Марк помедлил, держа бокал у рта, и любовно улыбнулся Жюльетте.
– Все хорошо, Жюльетта. Это лишь ненадолго. Помнишь? Все ведет меня к тебе. Даже это.
И он осушил бокал.
– Жан-Марк!
Лицо Жан-Марка исказила агония, и бокал выпал из его руки. Он обеими руками схватился за горло. Попытался заговорить, но из его груди вырвался лишь жуткий хрип. А потом он упал на бок на пол.
Жюльетта пронзительно закричала.
– Он мертв! Вы убили его!
– Очень надеюсь, что да. К этому я и стремился.
По щекам Жюльетты катились слезы, она пыталась подползти поближе к неподвижному телу Жан-Марка, но веревки, которыми она была связана, мешали ей.
– Яд. Это было не снотворное. Это был яд.
– Причем очень действенный. – Дюпре сунул пистолет в карман и снова затолкал в рот девушке кляп. – Ты меня извинишь, если я не останусь его оплакивать, у меня есть дела в Тампле. – Он встал и посмотрел на темную голову Жан-Марка, прижатую к груди Жюльетты. Она все же дотянулась до него.
– Какая трогательная картина! Я просто не вынесу вашей разлуки, посадив тебя назад в шкаф. – Он захромал через комнату и взялся за ящик.
– Я вернусь завтра после того, как отвезу эту прелестную статуэтку матери, и тогда мы избавимся от Андреаса и начнем твои уроки.
Плечи Жюльетты тряслись от безмолвных рыданий, и она крепче прижалась к телу Жан-Марка.
Дюпре дохромал до двери, поставил ящик, отворил дверь и, с трудом нагнувшись, поднял его.
– До свидания, гражданка. До завтра.
17 часов 10 минут
Людовик-Карл схватился за горло, его голубые глаза смотрели умоляюще, он отчаянно пытался заговорить.
– В чем дело? – Мадам Симон отбросила бокал. – Что с тобой, Шарль?
Мальчик упал на пол.
– Вы сказали, снотворное ему не повредит. – Мадам Симон круто развернулась к Дюпре. – Вы сказали, что он просто уснет. – И она бросилась к ребенку.
Дюпре встал между ней и мальчиком.
– Он спит.
Женщина попыталась посмотреть через плечо Дюпре на Людовика-Карла.
– Тогда почему он такой неподвижный?
– Вреда ему не причинили. – Любопытная стерва, подумал Дюпре. Он обошел женщину и набросил на мальчика простыню, которую принес с собой. – Снотворное действует быстро. – Он обернулся к мадам Симон:
– Заверни мальчика в нее, а потом в одеяло и неси вниз, во двор.
Мадам Симон заколебалась.
– Делай, что говорят, – приказал Дюпре. – Или ты хочешь, чтобы я сообщил гражданину Робеспьеру, что ты не сохраняешь верность республике?
– Гражданин Робеспьер знает, что мы верны республике. – Мадам Симон подошла к распростертому телу мальчика. – Снимите с него простыню. Я хочу посмотреть, как он…
– Времени нет. Или ты собираешься стоять здесь, когда Даррел, может быть, уже спешит к нему на выручку? – Дюпре нахмурился. – Наверное, для твоего неповиновения есть причины. Может быть, Даррел подкупил тебя, чтобы ты помогла мальчику бежать, и ты не хочешь, чтобы гражданин Робеспьер сохранил его в безопасности для республики?
– Нет! – Мадам Симон поспешно кинулась к ребенку и стала осторожно заворачивать его в простыню. – Я просто хотела убедиться в том, что ему не причинили вреда. Это займет всего минуту. Я должна позаботиться о том, чтобы Шарль мог дышать сквозь эту простыню.
– Я не возражаю против того, чтобы подождать… минуту, – любезно согласился Дюпре, следя за тем, как женщина набрасывает одеяло на обмякшее тело мальчика. – Гражданин Робеспьер будет крайне огорчен, если ты повредишь ребенку.
18 часов 15 минут
К тому времени, когда Дюпре остановил фургон с бельем за домом Робеспьера, уже стемнело, и из-за густого тумана сады, ниши в стенах и даже дома были едва видны уже на расстоянии нескольких метров. Дюпре слышал возню крыс в сваленном на булыжниках мусоре, но увидел только слабый отсвет их глаз, когда они бросились врассыпную от колес.
Дюпре охватила радость, он неуклюже спрыгнул на землю, привязал вожжи к чугунной ограде сада и захромал к задней стенке фургона. Фургон был завален одеялами и бельем, и Дюпре пришлось с минуту порыться, пока он выудил ящик с Танцующим ветром. Еще до поездки в Тампль Дюпре спрятал его в фургоне. Доставая ящик, он задел рукой простыню, прикрывавшую мальчика, и она соскользнула, открывая светлые волосы Людовика-Карла.
Дюпре выругался сквозь зубы. У него возник соблазн не накрывать мальчишку снова. Густой холодный туман и отвратительная вонь от мусора, валявшегося на булыжниках мостовой, остановили бы всякого, кто отважился бы выйти из теплого дома, поэтому вряд ли фургон мог быть обнаружен. И все же было важно, чтобы никто не нашел тело этого отродья, пока Нана не приведет Дантона с солдатами, чтобы схватиться с Робеспьером. Дюпре поставил ящик на булыжники и осторожно накинул простыню на голову Людовика-Карла, натянул сверху одеяло и еще несколько простыней.
Потом Дюпре поднял ящик и захромал по аллее к улице. Ходьба вверх и вниз по лестницам Тампля была для него страшным испытанием, бедро и нога нестерпимо болели.
Но как ничтожна боль, когда душа поет от радости! Он добился своего! Он победил всех своих врагов, добыл себе видное место при дворе графа Прованского и, возможно, даже бессмертие в самой истории, убив мальчишку, а в руках его, целый и невредимый, Танцующий ветер, которого он отдаст матери.
Дюпре добрался до улицы и, превозмогая боль, подошел к наемному экипажу, ожидавшему его, как он и договорился, за несколько домов от резиденции Робеспьера.
– В Клермон. Это сразу за кордонами. Как только доберемся до деревни, я покажу, куда ехать. – Дюпре открыл дверцу экипажа, поставил в него дубовый ящик, и только потом сам рухнул на сиденье. Экипаж тронулся и покатил по улице.
Он вел себя очень хорошо. Никто не сможет утверждать, что он не вел себя по-настоящему хорошо. Теперь он мог ехать домой к матери за наградой.
* * *
– Скорее, Катрин. – Франсуа быстро выскользнул из тени алькова боковой двери дома, расположенного напротив резиденции Робеспьера. Он подбежал к фургону и в следующую минуту развернул кокон из простыней и одеял, в которые был закутан Людовик-Карл.
– С ним все в порядке? – Катрин в тревоге смотрела на неподвижное тело мальчика. – О боже, какой он бледный! Людовик-Карл открыл глаза и глубоко вдохнул.
– Воняет.
Катрин пыталась рассмеяться, но голос ее еще дрожал от пережитого волнения. Она помогла мальчику сесть прямо в тележке.
