– Да, верно, ты же сказала, что я была больна. – Катрин неожиданно ощутила мучительную боль в пояснице и плечах. – У меня шла кровь…
Губы Жюльетты сжались.
– Ты оступилась на камнях и скатилась по холму. – Она помедлила. – Ты потеряла ребенка.
Катрин замерла.
– Ребенка?
– Так, значит, ты так и не поняла? – Жюльетта помолчала. – Ты ждала ребенка, Катрин.
Катрин закрыла глаза, она была почти в шоке. Склеп. Ребенок оттуда, из склепа, рвущийся так же прочь из ее тела, как те мужчины ворвались в него.
– Я… наверное, я должна была догадаться. Я об этом не подумала, – прошептала она. – Или, может быть, не представляла, что такое может со мной случиться. – Она открыла глаза. – Ты знала, Жюльетта? Поэтому ты заставила меня выйти замуж за Франсуа?
Жюльетта кивнула.
– Вы все знали. Надо было мне сказать.
– Ты была нездорова. Мы поступили так, как считали лучше для тебя.
– Это мое тело, моя жизнь. Я должна была сделать выбор. – Катрин помолчала. – Филипп тоже знал…
Жюльетта пробормотала какое-то ругательство.
– Я готова была убить Филиппа, когда мы увидели тебя в том фургоне.
– Фургоне?
– Филипп боялся везти тебя на своей лошади, вот он и взял из усадьбы фургон, чтобы доставить тебя в дом. Жан-Марк, Франсуа и я приехали всего за несколько минут до того, как он подогнал фургон к парадному входу.
Зеленые гневные глаза смотрят на нее сверху.
– Я помню Франсуа.
– Он отнес тебя наверх, а Жан-Марк и Филипп поехали за доктором.
– Но зачем здесь Франсуа?
– Долгая история. – Жюльетта поморщилась. – И такая, что не доставляет никакого удовольствия Жан-Марку. Потом поговорим об этом.
– Хорошо. – Казалось, Катрин слабела с каждым словом. – А где теперь Жан-Марк?
– Они с Франсуа уехали в Канны, посмотреть, не пришел ли корабль. Перед нашим отъездом Жан-Марк отправил своему агенту по погрузке сообщение и велел послать… – Жюльетта умолкла. – Ты снова засыпаешь. Врач сказал, что ты будешь много спать – несколько дней. Я ухожу, отдыхай. – Она поколебалась. – Филипп хочет видеть тебя, Катрин.
– Не сейчас.
Жюльетта удовлетворенно хмыкнула.
– Хорошо. Этот блудливый дурак недостоин прощения.
– Ты все знаешь?
– О да, Филипп лепетал, как ребенок, когда привез тебя в дом. Может, он бабник и павлин, но по крайней мере честный. – Жюльетта сжала руку подруги. – Но тут сидит мальчик, тебе бы надо его повидать, как только проснешься. Он уже давно ждет в коридоре, и Филипп, похоже, огорчается каждый раз, когда спотыкается о него.
– Мишель. – Теплая волна чуть-чуть оттеснила холод в теле Катрин. – Да, я очень хочу увидеть его.
Ее глаза закрылись, и она снова погрузилась в глубокий сон.
* * *
Катрин спала до жемчужно-серых предрассветных сумерек, а проснувшись, почувствовала, что в комнате кто-то есть.
– Жюльетта?
– Это я. – На обюссонском ковре посреди комнаты, скрестив ноги, сидел Мишель. – Она разрешила мне войти и подождать, когда я сказал, что не уйду. – Мальчик с упреком посмотрел на Катрин. – Ты напугала меня. Я думал, ты умираешь.
– Извини. Я еще только собираюсь жить. – Катрин улыбнулась. – Я очень рада видеть тебя, но тебе сейчас надо бы спать.
Мишель подполз поближе к постели.
– Ты не виноват в том, что со мной произошел несчастный случай. Я увидела кое-что… – она помедлила, – расстроившее меня.
– Месье Филиппа и Ленору, занимавшихся блудом.
– Ты знал, что они там занимались… – она содрогнулась от отвращения, – этим?
– Месье Филипп всегда водит женщин в домик цветов, когда хочет заняться с ними блудом.
– Так это не в первый раз? Он заставляет женщин быть с ним?
– Нет, – быстро ответил Мишель. – Женщины сами идут и радуются, когда он приглашает их в домик. Он доставляет им удовольствие. Они с охотой дают ему то, что он хочет.
– Радуются? – Катрин передернуло. – В этом нет ничего веселого.
Мишель задумался.
– Тогда почему же мужчинам и женщинам это так нравится? – Его маленькая рука накрыла руку Катрин. – Я расстроился, что ты потеряла ребенка. Я знаю, ты бы любила своего младенца, ты бы его не бросила.
Смогла бы она любить ребенка, зачатого тем ужасом? Теперь она уже никогда не узнает, и сознание этого принесло ей странное чувство опустошенности и печали. Любой малыш, появившись на свет, не заслуживает того, чтобы его предавали.
– Моя мать не любила меня, – прошептал Мишель. – Она хотела, чтобы я умер.
– Нет, – тихо возразила Катрин. – Может быть, она была просто напугана и не знала, как лучше поступить.
– Она меня не хотела. Она ведь так и не вернулась. Наверное, боялась, что месье Филипп рассердится.
– За то, что она оставила тебя в поле?
Густые черные ресницы мальчика опустились, прикрыв глаза.
– Она не взяла меня с собой. Он платит женщинам кругленькую сумму, чтобы они забирали с собой своих детей. Моя мать обманула его.
Пальцы Катрин крепче сжали руку мальчика.
– Я не понимаю, Мишель.
– Моя мать была одной из тех женщин, что ходили с месье Филиппом в домик цветов.
– Боже милостивый! – прошептала Катрин. Мишель – ребенок Филиппа! – Откуда ты знаешь?
Мишель пожал плечами.
– Все в полях знают. До того как я родился, было много женщин. Они знают, что моя мать обманула месье Филиппа.
– Обманула? А как же ты? Она оставила новорожденного младенца на поле умирать, а он даже не признал… – Катрин умолкла. – Обманут был не твой отец.
– Мой отец… – Мишель медленно повторил эти слова, словно они были произнесены на незнакомом ему языке. – Ты имеешь в виду месье Филиппа?
– Он твой отец.
Мишель покачал головой:
– Он месье Филипп.
Человек, способный позволить своему десятилетнему сыну стать сборщиком и при этом уделять ему не больше внимания, чем любому другому ребенку, работающему в поле, человек, разрешивший священнику называть Мишеля плодом греха, а его мать – шлюхой, разве такой человек заслуживает уважения?
Катрин ощутила, как в ней нарастает яростный гнев, наклонилась и скользнула губами по темным кудрям Мишеля.
– Да, ты прав, он месье Филипп. И ты в нем не нуждаешься.
