– Что случилось? Ледфорд?
– Нет, ничего страшного. Просто я не мог спать и решил, что нам необходимо поговорить.
Она посмотрела на часы, стоявшие на столике у постели.
– В половине пятого утра?
– Можешь ты одеться и пойти со мной? Кэтлин потерла глаза.
– А подождать нельзя? Это так важно?
– Сделай это для меня.
Кэтлин помедлила с минуту и отбросила одеяло.
– Дай мне пятнадцать минут.
Алекс повернулся к двери и, выходя, напомнил:
– Не забудь надеть пальто или теплый жакет. На улице еще холодно.
– Мост Галатеи? Алекс, ты поднял меня среди ночи, чтобы посмотреть на мост Галатеи? Кемаль уже показывал мне его. Это был номер один в его списке достопримечательностей.
– Ты видела мост на заре?
– Нет, при свете дня.
– Многие туристы приходят сюда днем или вечером, но я полагаю, что они просто не знают, как все здесь выглядит на заре. – Алекс взял ее за руку и бережно повел за собой. – Когда над ним восходит солнце, это так же прекрасно, как… Вазаро.
Она вся напряглась.
– Трудно найти что-нибудь менее похожее – Стамбул и Вазаро.
– Не надо, не злись на меня, вот увидишь – тебе понравится. – Облокотившись на чугунные перила, Алекс смотрел вниз на воды Золотого Рога. – Я хотел поговорить с тобой о Вазаро.
– Мне совсем не хочется говорить о нем.
– Я знаю, – спокойно сказал Алекс. – Но это сделать необходимо. Ты хоронишь его, но оно ведь вовсе не умерло. Я говорил с Жаком, оказывается, он собрал достаточно черенков и цветочных клубней, чтобы начать все заново.
– Вазаро уже никогда не будет прежним.
– Возможно. – Руки Алекса сжали перила моста. – Но ведь оно может возродиться снова. Меня всегда восхищала твоя привязанность к нему, ты была похожа на маленького отважного воина, сражавшегося за каждую его пядь. Это зачаровывало и удивляло меня. – Она собралась было запротестовать, но он опередил ее: – Конечно, я понимаю, ты пережила страшное потрясение, но почему бы теперь тебе не отнестись ко всему более спокойно и по-деловому, как это делает Жак. Ты должна работать и возродить твое Вазаро снова. Прошлой ночью я долго думал об этом. Тебе мешает этот твой настрой, твоя установка.
– Моя установка?
Алекс кивнул.
– Я помню, как ты говорила мне, что твоей обязанностью с детства было оберегать Вазаро, ты должна была продолжать дело предыдущих поколений. Тебе не удалось сберечь его. Но что из того? Зато теперь у тебя появилась возможность сотворить свое собственное Вазаро таким, как ты его видишь.
Кэтлин нерешительно посмотрела на него.
– Все это звучит очень заманчиво, но…
– Надежда есть, Кэтлин. Мы возродим Вазаро снова.
– Мы?
– Да, разумеется. Я хочу помочь тебе.
Кэтлин перевела взгляд на изящнейший минарет вдали.
– Возможно, ты и прав. Но я еще не успела опомниться от всего этого, и у меня нет сил взяться задело по-новому.
– Очень хорошо. Забудем о Вазаро. Поговорим о твоих духах.
Кэтлин резко рассмеялась.
– Мой бог, это уже совсем смешно. Моих духов больше нет, они канули в темные воды вечности.
– Я не согласен с этим, не так трудно исправить положение.
– Алекс, наших запасов хватит месяцев на тринадцать, после чего мои духи должны будут исчезнуть с рынка и из памяти.
– Ерунда. Я уже все обдумал. – Алекс наморщил лоб. – Если мы сделаем все правильно, «Вазаро» станут первыми духами в мире.
– И как же ты думаешь добиться этого?
– Сыграв на одном из самых элементарных свойств человеческой натуры.
– И что же это такое?
– Желание обладать чем-то необычным и редким. Больше всего ценится то, что трудно достать – бриллианты, изумруды, золото: Почему так поднимаются в цене полотна художника после его смерти?
Кэтлин начинала понемногу понимать, что он имел в виду.
– Ты хочешь сказать, что раз мы имеем запасов всего на тринадцать месяцев…
– На десять лет, – прервал ее Алекс.
– Что?
– Мы будем продавать твои духи как воду в пустыне, как последние ее остатки на обезвоженной планете. – Алекс наклонился к ней, глаза его заблестели. – Мы распределим их между самыми шикарными магазинами мира. Они будут драться между собой за наши поставки. Мы продадим твои духи… – Он помолчал. – По тысяче долларов за унцию.
Кэтлин широко раскрыла глаза, пораженная.
– Вряд ли это получится.
– Мы можем назначить любую цену, вплоть до самой фантастической, – сказал Алекс. – Как ни горько это звучит, но разрушение Вазаро сыграет нам на руку. Вся эта шумиха вокруг «Черной Медины» и пожара сработает посильнее любой рекламной кампании, тут уж никто не посмеет сказать, что это очередная газетная утка для выкачивания денег из простодушных обывателей. Духи действительно уникальны и невосполнимы в течение ряда лет.
– Десяти?
– Жак оценивает этот промежуток в семь лет, но я думаю, что для пущей рекламы к ним надо будет накинуть еще три. Так мы и заявим повсюду. Но полагаю, что даже раньше, чем через семь лет, каждая женщина будет уверена в том, что «Вазаро» величайшая редкость и роскошь в мире. Тут мы и выпустим нашу продукцию на широкий рынок. Кто откажет себе в радости приобрести флакончик «Вазаро»?
Только тот, у кого не будет денег. Кэтлин удивленно посмотрела на него.
– Ты уже все спланировал.
Он улыбнулся.
– Последнее время ты ничего не позволяла мне делать, я валялся в постели и обдумывал этот план. – Он в задумчивости нахмурил брови. – Надо вплотную заняться нашей рекламной кампанией с Челси, усилив акцент на особенной редкости статуэтки и духов. После коммерческой презентации надо будет заказать рекламу на телевидении, но только в самые оптимальные часы, когда все у экранов. А еще… – Алекс усмехнулся. – Думаю, неплохая идея, если глава одного государства подарит флакончик твоих духов главе другого. Допустим, женская особа очень высокого ранга во Франции подарит их… ну, скажем, королеве Елизавете. Почему ты смеешься?
– Потому что я вдруг почувствовала себя виноватой перед королевой Елизаветой. – В глазах Кэтлин сверкнули озорные искры. – Что, если бедная женщина не поймет нашего стремления вовлечь ее в эту рекламную кампанию, а воспримет эти духи как обычный подарок?
Алекс усмехнулся.
– Мы найдем то, что она хочет, и дадим ей это. Взамен она сделает то, что нужно нам.
– Ты и в самом деле намерен всерьез продолжать заниматься всем этим?
