— А с чего ты взяла, что что-то случилось?
— Не знаю, — сквозь зубы сказала Мэнди. — Утром все было замечательно, а вечером ты стал обращаться со мной словно с преступницей.
— Ты слишком подозрительна. С чего бы мне обращаться с тобой словно с преступницей? — Он посмотрел свой бокал на свет. — Я же тебе говорил, что иногда со мной бывает трудно. Хотя если люди со мной откровенны, то все получается гораздо легче.
— Ты все не можешь забыть об опаловой шахте? Я же обещала тебе все рассказать сразу, как только смогу. Я правда хочу быть с тобой откровенной. Просто…
— Никаких отговорок! — оборвал ее Роман. — Никаких «если» или «может быть»! Я готов принять это от других, но только не от тебя. Знаешь, сколько раз мне лгали? Когда я был ребенком, меня обманывали якобы из добрых побуждений. «Твоя мама слишком занята, чтобы прийти на выпускной вечер», «Ты вовсе не урод, ты довольно мил». Потом меня обманывали уже отнюдь не из добрых побуждений, а из соображений, продиктованных одной алчностью. — Он одним глотком опустошил бокал и поставил его на столик рядом с бокалом Мэнди. — Я пытаюсь примириться с тем, что у тебя есть от меня секреты, но для меня это нелегко. Я чувствую себя обманутым, мне кажется, что меня используют, а когда я так себя чувствую, то могу быть очень буйным.
— Боже мой, ты, кажется, мне угрожаешь? — недоверчиво спросила Мэнди.
— Не угрожаю, — устало сказал Роман. — Я тебя предупреждаю.
— Предупреждаешь? О чем?
— Давай оставим эту тему. — Он встал и протянул руку, чтобы помочь ей встать на ноги. — По крайней мере есть то, что нас объединяет. — Держа ее за руку, он быстро прошел в спальню. — Ложись в постель.
— Роман, остановись. — Мэнди почувствовала, как ее переполняют раздражение и гнев. — Черт побери, я совсем этого не хочу!
— Захочешь! Ты очень страстная женщина. — Он включил лампу и усадил Мэнди на покрытую коричневым покрывалом кровать. Пальцы Романа начали уже поспешно расстегивать рубашку. — Надо только расслабиться.
— Расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие? — язвительно спросила Мэнди. — Никогда!
Сняв с себя рубашку, Роман отбросил ее в сторону. «Какой он сильный!» — подумала Мэнди и вдруг почувствовала, как у нее внутри все напряглось. Они не занимались любовью уже очень давно — слишком давно.
— Посмотрим! — сказал Роман. — Если ты не расслабишься, нам обоим, может быть, будет даже приятнее. И не смотри на меня как на какого-то насильника. Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать, Мэнди. — Он принялся расстегивать ее блузку. — Если только захочешь, я остановлюсь в любой момент. — Он отбросил рубашку в сторону и принялся расстегивать ей лифчик, после чего медленно стянул его и бросил на пол. — Только скажи. — Его руки обхватили ее груди и принялись осторожно сжимать их. Мэнди почувствовала, как в ней разгорается желание. Прикосновения больших рук Романа были чрезвычайно эротичны, его темные глаза затуманились от страсти. — Почему же ты не говоришь, чтобы я перестал? — вдруг тихо спросил он. — Потому что хочешь этого так же, как и я?
— Да, — прошептала она. — Но не так, не… — Она замолчала и слегка вскрикнула, чувствуя, как по всему ее телу словно пробежал электрический разряд. Мышцы живота резко напряглись и тут же расслабились.
— Тебе так нравится? — пристально глядя на нее, спросил Роман. Он мягко потянул за сосок. Мэнди ахнула и закрыла глаза. — Мне тоже. Ты такая красивая! А знаешь, как затвердели твои соски? — Продолжая безостановочно двигаться, его пальцы не отпускали ее соски. — Когда ты уехала, я лежал на кровати и думал о тебе, пока чуть не сошел с ума. Я так мучился! Прямо как сейчас. Ты ведь так же мучаешься от желания, Мэнди? — Его левая рука скользнула вниз. Мэнди задрожала. Твердая рука Романа жгла ей живот. — Открой глаза, любимая. Я хочу видеть, как сильно ты меня хочешь.
Мэнди открыла глаза. Взгляд Романа сверкал, на шее лихорадочно бился пульс.
— Скажи, что хочешь меня, — глухим от желания голосом произнес он. — Я хочу знать, что это не очередная ложь. Ты можешь не говорить, что любишь меня, но я должен знать, что ты меня хочешь.
— Я хочу тебя, — запинаясь, проговорила Мэнди. — И люблю.
Не отвечая, Роман поспешно стягивал с нее джинсы.
— Что ты хочешь, что бы я с тобой сделал? — Встав на колени, он обхватил руками ее бедра. Зубы Романа щипали мягкую плоть ее живота: — Тебе нравится, что я стою перед тобой на коленях? Может быть, это дает тебе ощущение могущества? Может быть, ты представляешь себя амазонкой, которая использует мужчин, а затем избавляется от них? — Говоря это, он гладил рукой темный треугольник ее волос. — Да ты вся дрожишь! — шутливо потянув Мэнди за волоски, воскликнул он. — Может, вот так тебе понравится? — Он коснулся языком ее лона, и Мэнди судорожно всхлипнула. — Мы только начали воплощать свои фантазии, и ты обязательно должна сказать мне, нравится ли тебе это, — сжав руками ее ягодицы, сказал Роман. — Неужели власть настолько вскружила тебе голову?
Слова Романа с трудом доходили до Мэнди. Это он вскружил ей голову. Своими прикосновениями, своим ароматом, мужской агрессивностью. Но в этой чувственности было что-то не так, было что-то нехорошее. Как он сказал? Власть? Мэнди замотала головой.
— Нет, мне не нужна власть — ни над кем.
— Ты предпочитаешь подчинение? Такая игра мне и самому больше нравится. — Он внезапно встал. — Подожди меня. — Он улыбнулся. — Я скоро. — И он стал быстро раздеваться.
Сидя на краю кровати, Мэнди молча смотрела на него. Коричневое атласное покрывало приятно холодило разгоряченные бедра. Волны чувственности захлестывали ее. Исходящая сегодня от Романа смутная угроза и возбуждала, и пугала Мэнди.
Раздевшись, он присел рядом на кровать.
— Ты моя, — стараясь не прикасаться к Мэнди, сказал Роман. — Я главнокомандующий вторгшихся в Британию войск Цезаря, а ты дочь короля саксов. Твой народ побежден, и теперь ты моя добыча. Я захотел тебя и приказал своим воинам доставить тебя в свою палатку. — Он по-прежнему не прикасался к ней. — Я обещал тебе, что освобожу твоего отца и буду мягко обращаться с твоим народом. — Он провел пальцем по ее волосам. — Но только в том случае, если ты будешь подчиняться мне, будешь меня ублажать, станешь моей любовницей и моей рабыней. У тебя нет выбора. — Рука Романа опустилась на ее правую грудь. — Так что ты мне ответишь? Будешь мне покорна или станешь сопротивляться?
Прикосновение его руки обжигало Мэнди, не давая ей дышать.
— Нет, — прошептала она. Прикосновения Романа, его голос, созданные его фантазией образы — все это волновало Мэнди. Возбуждение стало совершенно нестерпимым. — Не стану.
— Тогда иди сюда. — Он развел в стороны свои колени. — Встань передо мной. Я хочу, чтобы ты меня ублажала.
Мэнди не знала, сможет ли встать. Ноги были как ватные, колени подгибались. Тем не менее вскоре она обнаружила, что стоит перед Романом.
