К универмагу «Дейтон» Нелл вернулась без пяти час. Таня уже ждала у входа.
Увидев, какое мрачное у нее выражение лица, Нелл вся напряглась.
– Таня, я прошу прощения, но мне было совершенно необходимо…
– Ни слова! – накинулась на нее Таня. – Я так зла, что готова столкнуть тебя под первый же проезжающий автомобиль! – Она махнула кому-то рукой. – Зову Фила. Поговорим, когда вернемся в клинику.
Подъехал Фил и посмотрел на Нелл с упреком.
– Зачем вы так с нами поступили?
– Едем в клинику, Фил, – коротко сказала Таня ледяным тоном.
Раньше она так холодно не держалась. Должно быть, теперь отношения испорчены раз и навсегда, подумала Нелл.
Эта мысль ее неожиданно расстроила.
Вернувшись в клинику, Таня решительно отправилась вместе с Нелл к ней в палату.
– Умираю от жажды, – сказала она Филу. – Можешь принести нам лимонаду? Я уложу Нелл сама.
– Конечно, – кивнул Фил.
Как только дверь за ним закрылась, Таня накинулась на Нелл:
– Никогда, ты слышишь, никогда мне больше не ври!
– А я тебе и не врала.
– Ты меня обманула, а это одно и то же.
– Наверно, ты права. Но у меня было важное дело, а я боялась, что ты мне помешаешь.
– Еще бы! Конечно, я тебе помешала бы! Джоэл еле согласился на нашу поездку в город. Это я его убедила. Ты меня использовала!
– Это правда.
– Зачем? Что у тебя там было такого важного?
– Мне нужна была информация, которую мне не дает Танек. Я сходила в библиотеку.
– И об этом ты не могла мне сказать?
– Но ведь ты – подруга Танека.
– Это еще не значит, что я принадлежу ему со всеми потрохами. Тебе не приходило в голову, что я и твоя подруга тоже?
Нелл удивленно подняла брови:
– Нет, не приходило…
– А зря. Поначалу я стала с тобой возиться, потому что меня попросил об этом Николас. Но потом я делала это уже для самой себя. – Таня уперла руки в бока. – Я-то понимаю, почему Николас обратился именно ко мне. Он считал, что я могу тебе помочь. Мне тоже пришлось пережить горе, и я должна была своим примером продемонстрировать тебе, что пройдет время и с тобой все будет в порядке. Так вот, знай: ничего в порядке не будет! Мои раны не зажили, но я научилась с ними жить. И ты тоже научишься.
– Уже научилась.
– Ничего подобного. Просто Николас показал тебе морковку, и ты припустилась за ней со всех ног. Это не настоящая жизнь, а суррогат. Считай, что ты снова научилась жить, когда избавишься от кошмаров. – Она криво улыбнулась, увидев, как исказилось лицо Нелл. – Неужели ты думаешь, что кошмары по ночам снятся только тебе? В первый год после смерти матери и брата я каждую ночь просыпалась в холодном поту. Мне и сейчас они иногда еще снятся. – Она помолчала. – Но я об этом никому не говорю.
– Даже Джоэлу?
– Джоэл внимательный и заботливый, но он не поймет. Ему такого пережить не довелось. А ты поймешь. Мне нужен кто-то, кто меня понимает. Я хожу к тебе не потому, что я тебе нужна, а потому что ты мне нужна.
Нелл почувствовала, что Таня говорит правду, и испуганно пробормотала:
– Но я ничем не могу тебе помочь. Неужели ты не видишь? У меня не осталось ничего. Мне нечем делиться.
– Ошибаешься. Ты понемногу оживаешь. Но это не происходит за одну ночь. Процесс постепенный: два шага вперед, шаг назад. – Она слабо улыбнулась. – Я видела, как ты расстроилась, когда подумала, что я на тебя обиделась. Это хороший знак.
– Но скажу тебе честно: я бы сделала эта снова.
– Я знаю. Ты хочешь найти человека, который убил твою дочь.
– Хочу и найду. Все остальное неважно.
– Важно, но ты этого пока не понимаешь. Я чувствовала бы то же самое, если бы снайпер, застреливший мать и брата, был для меня не просто безличным врагом, а конкретным человеком. Но у солдат нет лиц. Враг он и есть враг.
– У моего врага есть лицо и есть имя.
– Я знаю, Джоэл мне говорил. – Она пожала плечами. – У Николаса не было выбора. Джоэл так за тебя тревожился… Между прочим, Николас спас тебе жизнь, ты это знаешь?
– Нет, не знаю. – Это сообщение пришлось Нелл не по вкусу. – Наверняка у него была на это какая-то причина. Он не производит впечатление человека, руководствующегося сантиментами.
– Сантиментами? Нет, он не сентиментален, но с чувствами у него все в порядке. Дело с Николасом иметь нелегко, но зато этому человеку можно доверять. Он никогда не нарушает слова. – Таня покачала головой. – Он привез тебя сюда, старается помочь. Почему ты ощетиниваешься всякий раз, когда звучит его имя?
– Он мне мешает.
– Что ж, в этом случае сдвинуть его с места будет нелегко.
– Ничего, сдвину. Я не такая, как ты. Боюсь, время мои раны не залечит. – И Нелл пояснила: – Кошмары не кончатся, пока жив Мариц.
– Спаси нас Боже, – вздохнула Таня. – По крайней мере, обещай, что больше не станешь меня обманывать.
Нелл поколебалась и кивнула:
– Я сделала это с нелегким сердцем. Но у меня не было выбора.
– Полагаю, ты не расскажешь мне, что ты выяснила в библиотеке?
– Нет, не хочу подвергать тебя испытанию. Ведь ты по-прежнему подруга Николаса.
– И чья еще? – в упор взглянула на нее Таня.
– Моя. – Нелл улыбнулась. – Хоть я и не понимаю, почему.
– Значит, последние пятнадцать минут потрачены зря. – Таня протянула ей руку. – Но ничего, я не в претензии. Главное, чтоб ты поняла: моя дружба – драгоценнейший из даров.
Нелл со сложным чувством смотрела на протянутую руку. Дружба. Дружба означает сердечную привязанность. Шаг за шагом Таня вытягивала ее из бесчувственной пустоты, которая так необходима для выполнения заветной цели…
Улыбка на лице Тани угасла.
– Мне трудно просить тебя об этом, – запинаясь, сказала она. – Но я хочу, чтобы у меня была подруга, которая способна меня понять.
И Нелл пожала ей руку.
* * *
Таня провела у нее еще час, а затем Фил принес ужин. Лишь после этого Нелл смогла прочесть распечатки.
На это ушло полчаса.
Никаких упоминаний об арестах, судебных разбирательствах и вообще преступной деятельности Филиппа Гардо в статьях не содержалось.
В «Нью-Йорк тайме» речь шла о благотворительном аукционе, устроенном в Нью-Йорке, чтобы собрать средства на борьбу со СПИДом. Филипп Гардо пожертвовал для этого благородного дела картину Пикассо из своей коллекции. Газета называла его европейским бизнесменом и известным филантропом.
