— А кто будет слушать? — Хаким фыркнул. — Я всего лишь старый рассказчик, который пытается делать добро. Конечно, у меня есть слушатель в лице бейсы, а через нее и в лице принца, но они не контролируют улиц. Это твое поле деятельности, ты занят тем, что оцениваешь свои возможности, чтобы учинить очередную заваруху.
— Я выслушал тебя, — твердо сказал бывший предводитель преступного мира. — То, что ты сказал, дает мне богатую пищу для размышлений. Возможно, я был не дальновидным.
— Скоро зима. Может быть, сезон дождей остудит пыл многих… И у тебя будет время, чтобы продумать собственный курс.
— Не надейся на это, — вздохнул Джабал — Я как раз собирался предупредить, чтобы ты держатся подальше от моего старого особняка. У меня есть информация о том, что пасынки возвращаются в город, они уже в пути… Настоящие, а не те клоуны, что заняли их место. Хаким закрыл глаза, словно испытывал боль.
— Пасынки, — тихо повторил он. — Как будто Санктуарий и без того не испытал уже довольно неприятностей.
— Кто знает? — пожал плечами Джабал. — Может, они восстановят тот порядок, о котором ты мечтаешь. А если нет, боюсь, появится новое выражение — смертоносная зима.
Джанет Моррис
РАСПЛАТА В АДУ
В первый день зимы, на рассвете — промозглом и мрачном, каким только может быть рассвет в городе, расположенном на берегу неспокойного южного моря, — настоящие пасынки, бойцы, которых вышколил сам бессмертный Темпус, медленно окружили казарменные постройки, занимаемые теперь самозванцами, осквернившими само имя Священного Союза.
Поддерживаемые Третьим отрядом ранканской армии во главе с Синком и командой не совсем обычных союзников — душами из преисподней, вызванными Ишад, некроманткой, влюбленной в Стратона, помощника Темпуса, Рэндалом, штатным чародеем пасынков, и повстанцами из НФОС — выходцами из трущоб, возглавляемыми Зипом, — они атаковали на восходе солнца ворота не так давно принадлежавших им казарм. Лигроированные огненные шары и тяжелые болты, выпущенные из арбалетов, со свистом рассекли воздух.
К полудню разгром был завершен, побеленные стены бараков, некогда предназначавшихся для содержания рабов, были обагрены кровью эрзац-пасынков, которые предали клятву наемников и теперь поплатились за это. Ибо отступление от клятвы было величайшим грехом, единственным грехом, которому не было прощения среди наемников. А Священный Союз, состоявший из боевых пар и являвшийся основой основ формирования пасынков, которые провели восемнадцать месяцев, воюя на высоких пиках Стены Чародеев и за ее пределами, не мог простить ни невежества, ни трусости, ни взяточничества, ни алчности Кровная обида привела к тому, что десять пар из ядра Союза обратились к Страту, их полевому командиру, с ультиматумом: или бараки будут очищены от скверны, а честь и слава их формирования — восстановлена, так что пасынки вновь смогут ходить по городу с гордо поднятой головой, или они покинут отряд — уйдут в Тайзу искать Темпуса.
И вот Страт бродил теперь между бараками, среди изуродованных до неузнаваемости или сожженных трупов, среди женщин и детей со вспоротыми животами, поплатившихся за то, что они жили там, где жить им было не положено; среди домашних животных, разрубленных вдоль туловища от головы до хвоста, внутренности которых уже были сложены на каменном, вручную обтесанном походном алтаре Вашанки, готовые к жертвоприношению воинственному богу.
Его сопровождала Ишад, ее черные глаза блестели из-под капюшона. Он пообещал ей кое-что прошлой осенью однажды ночью. И теперь размышлял, не в этом ли причина того, что свершилось сегодня, — не потому ли состоялось это побоище, что Ишад была здесь, а вовсе не из-за того, что Народный Фронт Освобождения Санктуария был неудержим в бою, а Третий отряд Синка не знал поражений и превзошел все пределы допустимой жестокости, как только стало известно, что псевдо-пасынки держат собак на землях, освященных Вашанкой, ранканским богом насилия и войны.
Насилие все еще творилось в конюшнях и длинных низких бараках. Страт видел, как Ишад отводила взгляд в сторону, заслышав жалобные крики женщин, плативших солдатам дань.
Вокруг них с тяжелыми мешками и тюками за спиной туда-сюда бегали повстанцы НФОС — типичный факт мародерства.
Страт и пальцем не пошевелил, чтобы остановить грабеж или надругательство над той горсткой несчастных, что оказались достаточно хорошенькими для того, чтобы прожить немного дольше своих товарок. Он был офицером и нес бремя командира — даже тогда, когда, как сейчас, ему это не нравилось.
Крит, отсутствующий напарник Страта, смог бы предвидеть и предвосхитить тот момент, когда кровожадная натура Третьего отряда проявит себя, а сброд Зипа последует его примеру, и кровь польется рекой, словно дождь Вашанки или слезы проститутки.
Но Крита не было рядом. И теперь Страт, зная, что попытайся он остановить кровопролитие, как тут же лишится командного поста, позволил этой убийственной силе проделать кровавую работу, подобно тому, как безжалостно дизентерия косит тех дураков, что пьют воду из реки Белая Лошадь.
Ишад, держа, Страта за руку, догадывалась о его боли. Однако некромантка была мудра — она ни слова не сказала верховному инквизитору поневоле, пока они шли к Рэндалу — Хазарду из Тайзы, единственному союзнику пасынков, владеющему магией, если не считать саму Ишад. Чародей четвертовал собаку, поджаривал на костре части ее тела и закапывал их у стен бараков в порядке, соответствующем частям света.
— На счастье, колдун? — рявкнул Стратон Рэндалу и ухмыльнулся. — Вряд ли этот щенок был счастлив.
Ишад расслабилась. Он должен на ком-то сорвать свою злость, дать выход своей боли и раздражению. Пока они ходили среди трупов, скрючившихся на земле или лежащих с босыми ногами в дверных проемах, Ишад думала, что этим кем-то может стать она, та, что призвала духов в помощь атакующим, и среди них дух Джанни, который при жизни был пасынком. Глаза Страта, знавшего Джанни и Стилчо и многих других ее любовников, сошедших в могилу, были черны.
И такие же черные презрительные тени залегли в складках возле уголков рта огромного пасынка, когда он, сплюнув через плечо, прорычал:
— Рэндал, я к тебе обращаюсь.
Лопоухий, покрытый веснушками, хрупкого телосложения колдун, который, несмотря на свой непритязательный внешний вид, отнюдь не был дураком или пешкой в чьих-то руках, прекрасно понимал, что Стратона меньше всего волнует причина жертвоприношения дворняжки, командир хотел, чтобы кто-нибудь объяснил ему, что бойня, через которую он сейчас прошел, каким-то образом вписывается в кодекс чести пасынков.
Но она не вписывалась. Никоим образом. Это была самая настоящая война, кровь породила кровь, и единственным оправданием (а может, причиной) случившегося было нынешнее положение, в котором находился сам Санктуарий — город бросало из одной крайности в другую, он еле держался на ногах, загнанный, раздираемый внутренними и осаждаемый внешними врагами. Его наводнили банды и группировки, объединившие людей, богов, колдунов; их было так много, что даже Ишад, у которой были здесь свои интересы, вышла защитить или разделить судьбу Священного Союза Стратона вместе с этим зловещим Третьим отрядом Синка.
